«Беда ведь, погибель». Как в XIX веке писали отзывы на извозчиков и общепит
У путешественников XIX века не было соцсетей, но это не останавливало именитых «блогеров» той эпохи. Их путевые заметки о качестве дорог, гостиничном сервисе и вкусе блюд в общепите были надёжно записаны на простую бумагу. Кстати, можно почитать отзывы «туристов» позапрошлого века о том, что они пережили в Нижегородской губернии.
Пушкин голодал в Шатках
Даже школьники знают, как поэт Александр Пушкин сначала рвался уехать из обложенного холерными карантинами Большого Болдина, а потом ещё две осени приезжал туда за вдохновением. В письмах близким он упоминал нижегородские дороги, сравнивая их с корытами, полными грязью. Но мало кто знает, что поэт хлебнул и других дорожных неурядиц в нашей губернии.
12 сентября 1834 года Пушкину было отказано в горячем обеде на постоялом дворе Старосаратовского тракта в селе Шатки (сейчас – районный центр Шатковского района). Яркие воспоминания об этом оставил кавказский знакомый поэта – Константин Иванович Савостьянов, ехавший со своим отцом, богатым винным откупщиком Иваном Михайловичем, из Петербурга в родную Пензенскую губернию.
Во время остановки на постоялом дворе сам пушкинский приятель оставался в карете, так как болел и чувствовал слабость. А вот его отец зашёл в комнату для господ на станции, чтобы позавтракать, и стал свидетелем любопытной сцены, описанной позже сыном.
Один господин позвал хозяйку и попросил у неё обед. Та, простая крестьянская баба, сказала, что ничего не стряпала с утра. Тогда заезжий попросил хоть чего-то простого – щей да каши. «Батюшка, и этого нет, ныне постный день, я ничего не стряпала, кроме холодной похлёбки»,– ответила баба. «Вот я всегда бываю так наказан, чёрт возьми! Сколько раз я давал себе слово запасаться в дорогу какой-нибудь провизией и вечно забывал, и часто голодал, как собака!» – раздосадованно воскликнул господин. Савостьянов-старший моментально проникся к путнику состраданием, пригласил его отобедать вместе и велел принести из экипажа вино и свои дорожные припасы – хлеб, печёное мясо и домашние солёные огурцы.
Пушкин (а это был он!) с радостью воспользовался этим предложением и, конечно, поинтересовался, кому обязан спасением от голодной смерти. Услышав знакомую фамилию, Александр Сергеевич тут же спросил о своем товарище. «Едва я отворил дверь станционного приюта, весьма некрасивого, как Пушкин бросился мне на шею, и мы крепко обнялись после долгой разлуки», – завершает это воспоминание Константин Иванович.
Толстой встретил Смерть в гостинице
Ещё один путешественник – писатель Лев Николаевич Толстой – не жаловался на нижегородский общепит, но с ужасом вспоминал гостиницу в Арзамасе. Номера купца Стрегулина ещё стоят в старом центре города Арзамаса – сейчас это дом №16 по улице Ленина. Во времена Толстого гостиница считалась приличным и недешёвым местом: тёплые ватерклозеты, голландские печи, большие окна с бемским стеклом, мебель из карельской берёзы, плотные гардины, а на первом этаже – трактир с хорошей кухней. Сюда и заселился в начале сентября 1869 года 41-летний барин Толстой, ехавший в Пензенскую губернию выгодно покупать для семьи имение Ильино. Он знаменитость – роман «Война и мир» уже написан.
Произошедшее было описано Львом Николаевичем в «Записках сумасшедшего» и в письмах жене, которые он начинает писать, ещё будучи в пути. Там Толстой точно воспроизводит обстановку своего номера: квадратная комната, одно окно, красная гардина. В два часа ночи уставший с дороги Лев Николаевич очень хотел уснуть, но на него «напала тоска, страх, ужас» такие, каких он никогда не испытывал. Потом он всё же задремал и проснулся в темноте. А дальше читаем слова самого автора: «Да что это за глупость, – сказал я себе. – Чего я тоскую, чего боюсь?». «Меня, – неслышно отвечал голос смерти. – Я тут». Мороз подрал меня по коже... » Рано утром Лев Николаевич спешно покинул гостиницу.
Выходит, что в номер к писателю явилось что-то, что он потом называл в записях как «Другое» или просто «Смерть». Сам случай Толстой считал «арзамасским ужасом», а вот его жизнь после той ночи в гостинице разделилась на две части. Для писателя внезапно всё потеряло смысл и значение, он начал тяготиться близкими. А между тем до встречи с физической смертью Толстому оставался ещё 41 год.
Короленко чуть не утонул на дороге
А вот писатель Владимир Галактионович Короленко был неприхотлив и к дорожному общепиту, и к постоялым дворам – у него были вопросы только к качеству дорог. 3 апреля 1892 года он пробирался от Арзамаса к Лукоянову по тому же Старосаратовскому тракту, чтобы открыть очередную благотворительную столовую для голодающих.
Весенняя распутица – вообще не лучшее время для путешествий. А тут ещё прошли дожди, вскрылись и вышли из берегов реки. Короленко ехал в санях, запряжённых тройкой, и отмечал неудачное устройство дорожных гатей – все они оказались под водой. Наконец, за Шатками он оказался на затопленной речкой Ельтмой дороге. Как описывает писатель, вода доходила лошадям до животов, сани просто плыли, а сам он с ямщиком старались удержать в них равновесие и спасали от воды поклажу и узлы. Речку Нацму штурмовали уже в полной темноте. Первым сдался ямщик, который был краток: «Беда ведь, погибель!» После этого Короленко принял решение дотянуть до постоялого двора и ночевать там.
Рано утром писатель осматривал последствия ночной стихии. На дороге было много речного мусора, разбитые льдины. Но вода за ночь схлынула, и можно было ехать дальше.
Маркиз де Кюстин ехал на трёх колесах
А вот путешественник первой половины XIX века маркиз Астольф де Кюстин не жаловался ни на общепит, ни на гостиницы, ни на состояние нижегородских дорог. Интурист столкнулся с поломкой транспорта и странными для его французского уха музыкальными пристрастиями извозчика. Очень похоже на некоторые посты современных блогеров о нынешних таксистах!
Заунывная песня извозчика, смысла которой француз не понимал, повергла его в страшную тоску, картину дополняли довольно серые пейзажи. «На месте императора я запретил бы подданным не только жаловаться, но и петь, так как песня их есть замаскированная жалоба», – написал де Кюстин в своей книге воспоминаний «La Russieen 1839».
Наконец, проехав Балахну и приближаясь уже к Нижнему Новгороду, экипаж маркиза лишился колеса. Извозчик не смог устранить поломку, но вышел из ситуации блестяще. Вот как француз описал это: «Место четвёртого колеса заняла длинная сосновая жердь, пропущенная под осью заднего колеса и привязанная к передку повозки, – приспособление, приводящее меня в восторг своей простотой и остроумием». До последней перед городом почтовой станции, которая располагалась на территории современного Сормовского района Нижнего Новгорода, де Кюстин доехал на трёх колесах и одной сосне.
Впрочем, его записки о России получились такими едкими, что даже интеллигентный поэт Василий Жуковский назвал Кюстина «собакой». Что, кстати, тоже вполне в традициях современных соцсетей.