Попытка не пытка
Сенатор Клишас и депутат Крашенинников подумали, наконец, об избирателях и с утра в понедельник внесли в Госдуму законопроект «о пытках». В базе Думы он пока не появился, но Крашенинников подробно рассказал о проекте пресс-службе.
Однако избиратели эту попытку могут и не засчитать. Прежде всего, если статья о пытках в Уголовном кодексе все же когда-то появится, она должна будет носить имя не этих государственных мужей, а бывшего зэка Сергея Савельева. Это он с огромным риском сумел накопить, годами хранить и умудрился вынести из Саратовской больницы видеоархив, после обнародования которого задумались, вероятно, не в Охотном Ряду.
На встрече президента с СПЧ 9 февраля журналист и активный член ОНК Ева Меркачёва поставила перед ним вопрос (согласованный с большинством членов совета) о необходимости введения в УК РФ специальной статьи о пытках. Судя по тому, что Крашенинников рассказал пресс-службе, они с братцем Клишасом видят другой путь: внести уточнения в статью 302 УК РФ.
Вот как она звучит сегодня: «принуждение подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, свидетеля к даче показаний… путем применения угроз, шантажа или иных незаконных действий со стороны следователя или лица, производящего дознание, а равно другого лица с ведома или молчаливого согласия следователя или лица, производящего дознание» грозит лишением свободы на срок до 3 лет (но чаще более мягкими мерами наказания), а «то же деяние, соединенное с применением насилия, издевательств или пытки» — на срок от 2 до 8 лет.
Это, в самом деле, единственный абзац в УК, да, пожалуй, и во всем корпусе российских законодательных актов, где произнесено слово «пытки».
Инициатива Клишаса — Крашенинникова предлагает карать за них сроком до 12 лет и ввести в ст. 302 УК специального субъекта: «сотрудника ФСИН». Что здесь не так?
В подробном интервью «Новой» (№ 139) Ева ранжировала пытки на три вида в зависимости от целей их применения. «Системообразующими», по ее словам, в самом деле оказываются пытки по заказу следственных органов. Но в застенках ФСИН и полицейских участков этот вид пыток остается не самым распространенным. Прежде всего, охрана и ОМОН бьют зэков просто так: чтобы сломить сопротивление, да и самим оставаться в форме. А дальше зона копирует волю в смысле торговли насилием и страхом: в Саратовской больнице и других «пыточных зонах», известных всем обитателям этих мест, это чаще всего способ незаконного обогащения.
Эти виды пыток под предлагаемый проект, видимо, не попадают. Что касается специального субъекта, то «сотрудник ФСИН» в ст. 302 УК уже есть — в виде «другого лица», пытающего «с ведома или молчаливого согласия следователя». Но проблема в том, что чаще всего сотрудники ФСИН делают это не сами, а руками «активистов» из числа заключенных, получающих за это всяческие поблажки и, в частности, освобождение по УДО. Те, в свою очередь, превращая пытки в бизнес, делятся с администрацией частью денег, которые, спасая избиваемых, пересылают их родные. Так рассказывали зэки Меркачёвой не только в Саратовской колонии, и привлечь «спецсубъектов — сотрудников ФСИН» в такой схеме будет очень сложно: подвиг Савельева их ведь тоже чему-то научил.
Настаивая на включение в УК специальной статьи о пытках, СПЧ рассчитывал, что это будет воспринято как сигнал: такие «сигналы» часто определяют работу судебно-следственной системы с большим успехом, чем сами законы. Уточнение же ст. 302 УК такого эффекта не произведет: увеличение потенциального срока на 4 года никого ни в чем не остановит. В отличие от Евы, рассуждающей с позиций члена ОНК, я видел бы возможное решение в другом «сигнале» — не полицейской и следственной, а судебной системе: суды не должны признавать допустимыми никакие доказательства при малейшем подозрении в использовании пыток. У судьи почти всегда есть возможность проверить и оценить такие показания обвиняемых и свидетелей, но они этого не делают, не желая ссориться со следственными органами. Значит, надо создать им условия, в которых они могут поссориться с кем-то, кто еще главнее, а такие «в системе» есть.
Предложение же Клишаса и Крашенинникова нельзя оценить даже как «лучше, чем ничего»: оно будет воспринято пыточной индустрией с облегчением.
Леонид Никитинский, обозреватель, член СПЧ