Русско-чукотские войны
Почему чукчи долго и упорно противостояли российскому завоеванию? Зачем Россия так настойчиво стремилась овладеть Чукоткой?
Почему коммунисты оказались здесь успешнее царских воевод и имперских чиновников, но чем опасны последствия советской национальной политики? «Лента.ру» рассказывает о малоизвестных и противоречивых эпизодах российского освоения северо-восточной Сибири.
Анекдоты про чукчей слышали все. Поэтому в современном массовом сознании сложилось несправедливое впечатление о них, как о безобидном диковатом северном народе, представители которого постоянно попадают в какие-то нелепые и смешные ситуации. Однако сейчас мало кто знает, что в свое время чукчи имели репутацию «сибирских черкесов» (по аналогии с кавказскими горцами) — настолько долго, успешно и ожесточенно сопротивлялись они натиску России. Собственно, вплоть до советской эпохи российская власть на этой территории была представлена номинально — лишь с 1912 года там появилась местная администрация в составе семи человек. Как она функционировала, наглядно показано в известном фильме «Начальник Чукотки».
Почему же завоевание Чукотки для российского государства на многие десятилетия стало неизбывной головной болью? Особенно удивителен этот факт по сравнению с поистине триумфальным шествием по Сибири русских «конкистадоров», за 60 лет успешно покоривших громадную территорию от Урала до Тихого океана, от Тюмени до Охотска. Почему же именно на Чукотке российская экспансия надолго споткнулась?
Впервые русские первопроходцы проникли в северо-восточную Сибирь в 40-х годах XVII века. Ими двигали те же мотивы, что и на других осваиваемых землях: получение ясака (то есть дани) пушниной, моржовой костью, драгоценными камнями и металлами. Понятно, что за казаками, служилыми людьми и купцами стояло российское государство. Как отмечает современный исследователь Андрей Зуев, «присоединение крайнего северо-востока Сибири и подчинение обитавших там коряков, чукчей (и азиатских эскимосов) осуществлялось на основе уже апробированной ранее на остальной территории Сибири правительственной установки, стержнем которой являлся принцип взаимодействия с аборигенами "ласкою, а не жесточью". Однако этот принцип не исключал применение к сопротивлявшимся насилия: в том случае, когда "иноземцы" отказывались идти в ясачный платеж, разрешалось приводить их к покорности вооруженным путем».
В стремлении обложить ясаком как можно большую территорию русские отряды сразу вступили в ожесточенное вооруженное противостояние с местными племенами, прежде всего с чукчами. Надо сказать, в те времена у этого народа была совсем иная репутация, чем сейчас. Чукчи считались жестокими и свирепыми воинами, безжалостно подавляющими соседние народы. В этом смысле они вели себя подобно инкам и майя в Америке накануне испанского завоевания. Неслучайно самоназвание чукчей («луораветлан») в переводе означает «настоящие люди». Русские поселенцы много позже за привычку чукчей обеспечивать свой достаток за счет набегов на соседей назвали их «сибирскими черкесами». Для выживания в суровых условиях Крайнего Севера с очень скудными ресурсами чукчам приходилось проявлять исключительную воинственность и агрессивность, что во многом и сформировало их национальный характер.
Поначалу русские «конкистадоры» недооценили боевой потенциал чукчей, хотя к началу XVIII века их численность не превышала десяти тысяч человек. Форпостами русской колонизации Колымского края стали Анадырский (не путать с современным Анадырем), Алазейский и Нижнеколымский остроги. Во второй половине XVII – начале XVIII вв. вооруженные конфликты завоевателей с аборигенами были вялотекущими, поскольку Приколымье и Чукотка не представляли особого интереса для Москвы и Петербурга. Все изменилось в 1727 году, когда русские открыли путь на Аляску. В новых условиях оставлять в тылу непокоренные чукотские земли было нельзя, поэтому Правительствующий сенат Российской империи постановил «иноземцев и которые народы сысканы и прилегли к Сибирской стороне, а не под чьею властию, тех под российское владение покорять и в ясачный платеж вводить». Россия твердо решила установить свою власть над всей Сибирью, включая и ее северо-восточную часть. Такое решение предопределяло неизбежное столкновение русских с местным воинственным населением.
Почти исчезнувший северный народ и все, что о нем известно
Для выполнения поставленной задачи была сформирована военная экспедиция (Анадырская партия) в составе 400 казаков и солдат, к которой позже присоединились враждебные чукчам коряки и юкагиры. Командовал ею капитан Тобольского драгунского полка Дмитрий Павлуцкий, а его заместителем стал якутский казачий атаман Афанасий Шестаков. Будучи оба людьми буйного нрава, они сразу не поладили друг с другом. Раздорам между ними способствовали невнятные указания из Петербурга, не определявшие четкое разграничение полномочий. Весь путь от Тобольска до Якутска сопровождался ожесточенными перебранками между Павлуцким и Шестаковым, нередко переходившими в мордобой. В итоге по прибытии в Якутск экспедиция окончательно раскололась и двинулась в путь разными маршрутами. Результат был печален — в марте 1730 года в битве при Егаче отряд Шестакова разгромили чукчи. Самого атамана сначала тяжело ранили в горло, а затем добили.
Любопытно, что его несостоявшийся компаньон Дмитрий Павлуцкий погиб ровно через 17 лет в тот же день — 14 (25) марта 1747 года — в битве при Орловой, также окончившейся уверенной победой чукчей. В промежутке между этими событиями он провел несколько карательных экспедиций против кочевников. Поход 1731 года длился десять месяцев, за которые русский отряд прошел по неисследованной малолюдной территории свыше двух тысяч километров. За это время люди Павлуцкого вступили с чукчами в три крупных сражения и хотя «побили их чюкоч немалое число», но так и не покорили. Произведенный в феврале 1733 года в майоры «за долговремянное в таком дальном крае бытие» Павлуцкий с досадой докладывал, что «оные чюкчи народ непостоянной, не так как протчие иноземцы в ясашном платеже обретаютца».
За следующие десять лет ситуация мало изменилась, поэтому в феврале 1742 года Сенат по предложению иркутского вице-губернатора Лоренца Ланга постановил «на оных немирных чюкч военною оружейною рукою наступить, искоренить вовсе… оных, также жен их и детей, взять в плен и из их жилищ вывесть и впредь для безопасности распределить в Якуцком ведомстве по разным острогам и местам между живущих верноподданных». Окончательное решение чукотского вопроса вновь возложили на Павлуцкого, который к тому времени уже стал якутским воеводой. Три похода, совершенные им на чукчей в середине 40-х годов XVIII века, успеха не имели и закончились, как было сказано выше, гибелью самого Павлуцкого. В чукотском национальном эпосе он запомнился в образе лютого злодея по прозвищу «Якунин» (Jakуннiн), что можно примерно перевести как «жестокий убийца».
После гибели Павлуцкого Анадырская партия постепенно перешла от военной экспансии к промысловой деятельности — заготовке рыбы и оленьего мяса. Менялась и политика России по отношению к чукчам. Стало ясно, что только военными усилиями их покорить нельзя. К тому же расходы на содержание Анадырской партии многократно превышали ее доходы. А после открытия морского пути к Аляске вдоль Алеутских островов Петербург и вовсе перестал считать Чукотку стратегически важным местом.
В 1763 году новый начальник Анадырской партии Фридрих Плениснер с немецкой тщательностью подсчитал стоимость ведения войны с чукчами и доказал ее бессмысленность, так как «Чукоцкую землю… можно назвать последнейшею и беднейшею всего земного круга в последнем лежащую». На основании его выводов в 1764 году Сенат в докладе императрице Екатерине II резюмировал, что «чукоч, в разсуждении лехкомысленного и зверского их состояния, також и крайней неспособности положения мест, где они жительство имеют, никакой России надобности и пользы нет и в подданство их приводить нужды не было». В результате в 1765 году началась эвакуация войск и гражданского населения из Анадырского острога, а через несколько лет перед своим уходом русские уничтожили все его укрепления. На целое десятилетие Россия позабыла о Чукотке.
Все опять изменилось в 1776 году, когда у берегов Чукотки стали регулярно появляться английские и французские корабли. Известия об этом побудили Екатерину II приказать иркутскому генерал-губернатору, чтобы он ускорил принятие чукчей в российское подданство. На сей раз это проводилось без насилия, с помощью мирных переговоров или подкупа старейшин (тойонов). Как указывает историк Зуев, «для исполнения этой задачи в 1778 году армейский капитан Т. И. Шмалев при помощи крещеного чукчи Н. И. Дауркина заключил в Гижигинской крепости первый письменный договор с одним из чукотских тойонов — Омулятом Хергынтовым. Хотя этот договор имел локальный характер, поскольку распространялся только на те чукотские стойбища, которые признавали власть Омулята, Шмалев, а с его подачи и правительство расценили данное событие как признание подданства всеми чукчами. В результате в 1779 году Екатерина II официально объявила чукчей подданными Российской империи, хотя и после этого ясак чукчи давали только по собственному желанию и только в обмен на подарки».
Но когда в 1791 году Чукотку посетила экспедиция Биллингса-Сарычева, то местные жители ничего не подозревали о своем российском подданстве. Еще в 1909 году этнограф и лингвист Владимир Тан-Богораз свидетельствовал: «Пограничные части племени постепенно подчинились русскому влиянию. Но основная чукотская масса до настоящего времени осталась вне русификации. До сих пор существуют чукотские стойбища и селения, где не видели русского лица и не слышали русского слова». Уже упоминавшийся выше наш современник Андрей Зуев соглашается с этим: «Попытки администрирования потестарно-политической организации чукчей и коряков, равно как и их подданство, далеко не в полной мере воплотились в жизнь. Но, несмотря на это, русской власти удалось достичь главного — в регионе установился мир как между русскими и аборигенами, так и между чукчами и коряками».
Полностью подчинить Чукотку удалось лишь большевикам. Но для этого им пришлось разрушить весь многовековой уклад жизни чукчей — впрочем, как и всех других народов нашей страны. С 30-х годов XX века советская власть настойчиво приучала коренные народы Крайнего Севера к оседлому образу жизни. По достижению семилетнего возраста детей забирали из стойбищ, где кочевали их семьи, и отправляли жить и учиться в специальные интернаты. Безусловно, такая политика в основном дала положительные результаты: резко сократилась детская смертность, чукчи получили доступ к образованию и другим благам цивилизации. Но вскоре проявились и другие ее последствия — многие вчерашние кочевники оказались не готовы к радикальному слому традиционного уклада жизни их предков, не сумев адаптироваться к современной реальности и резкой смене рациона питания. Алкоголь и венерические заболевания (сифилис чукчи называют «русской болезнью») оказались для северных народов куда более страшными врагами, чем оружие завоевателей.- https://lenta.ru/articles/2018/02/09/chukchi/
Почему коммунисты оказались здесь успешнее царских воевод и имперских чиновников, но чем опасны последствия советской национальной политики? «Лента.ру» рассказывает о малоизвестных и противоречивых эпизодах российского освоения северо-восточной Сибири.
Анекдоты про чукчей слышали все. Поэтому в современном массовом сознании сложилось несправедливое впечатление о них, как о безобидном диковатом северном народе, представители которого постоянно попадают в какие-то нелепые и смешные ситуации. Однако сейчас мало кто знает, что в свое время чукчи имели репутацию «сибирских черкесов» (по аналогии с кавказскими горцами) — настолько долго, успешно и ожесточенно сопротивлялись они натиску России. Собственно, вплоть до советской эпохи российская власть на этой территории была представлена номинально — лишь с 1912 года там появилась местная администрация в составе семи человек. Как она функционировала, наглядно показано в известном фильме «Начальник Чукотки».
Почему же завоевание Чукотки для российского государства на многие десятилетия стало неизбывной головной болью? Особенно удивителен этот факт по сравнению с поистине триумфальным шествием по Сибири русских «конкистадоров», за 60 лет успешно покоривших громадную территорию от Урала до Тихого океана, от Тюмени до Охотска. Почему же именно на Чукотке российская экспансия надолго споткнулась?
Впервые русские первопроходцы проникли в северо-восточную Сибирь в 40-х годах XVII века. Ими двигали те же мотивы, что и на других осваиваемых землях: получение ясака (то есть дани) пушниной, моржовой костью, драгоценными камнями и металлами. Понятно, что за казаками, служилыми людьми и купцами стояло российское государство. Как отмечает современный исследователь Андрей Зуев, «присоединение крайнего северо-востока Сибири и подчинение обитавших там коряков, чукчей (и азиатских эскимосов) осуществлялось на основе уже апробированной ранее на остальной территории Сибири правительственной установки, стержнем которой являлся принцип взаимодействия с аборигенами "ласкою, а не жесточью". Однако этот принцип не исключал применение к сопротивлявшимся насилия: в том случае, когда "иноземцы" отказывались идти в ясачный платеж, разрешалось приводить их к покорности вооруженным путем».
В стремлении обложить ясаком как можно большую территорию русские отряды сразу вступили в ожесточенное вооруженное противостояние с местными племенами, прежде всего с чукчами. Надо сказать, в те времена у этого народа была совсем иная репутация, чем сейчас. Чукчи считались жестокими и свирепыми воинами, безжалостно подавляющими соседние народы. В этом смысле они вели себя подобно инкам и майя в Америке накануне испанского завоевания. Неслучайно самоназвание чукчей («луораветлан») в переводе означает «настоящие люди». Русские поселенцы много позже за привычку чукчей обеспечивать свой достаток за счет набегов на соседей назвали их «сибирскими черкесами». Для выживания в суровых условиях Крайнего Севера с очень скудными ресурсами чукчам приходилось проявлять исключительную воинственность и агрессивность, что во многом и сформировало их национальный характер.
Поначалу русские «конкистадоры» недооценили боевой потенциал чукчей, хотя к началу XVIII века их численность не превышала десяти тысяч человек. Форпостами русской колонизации Колымского края стали Анадырский (не путать с современным Анадырем), Алазейский и Нижнеколымский остроги. Во второй половине XVII – начале XVIII вв. вооруженные конфликты завоевателей с аборигенами были вялотекущими, поскольку Приколымье и Чукотка не представляли особого интереса для Москвы и Петербурга. Все изменилось в 1727 году, когда русские открыли путь на Аляску. В новых условиях оставлять в тылу непокоренные чукотские земли было нельзя, поэтому Правительствующий сенат Российской империи постановил «иноземцев и которые народы сысканы и прилегли к Сибирской стороне, а не под чьею властию, тех под российское владение покорять и в ясачный платеж вводить». Россия твердо решила установить свою власть над всей Сибирью, включая и ее северо-восточную часть. Такое решение предопределяло неизбежное столкновение русских с местным воинственным населением.
Почти исчезнувший северный народ и все, что о нем известно
Для выполнения поставленной задачи была сформирована военная экспедиция (Анадырская партия) в составе 400 казаков и солдат, к которой позже присоединились враждебные чукчам коряки и юкагиры. Командовал ею капитан Тобольского драгунского полка Дмитрий Павлуцкий, а его заместителем стал якутский казачий атаман Афанасий Шестаков. Будучи оба людьми буйного нрава, они сразу не поладили друг с другом. Раздорам между ними способствовали невнятные указания из Петербурга, не определявшие четкое разграничение полномочий. Весь путь от Тобольска до Якутска сопровождался ожесточенными перебранками между Павлуцким и Шестаковым, нередко переходившими в мордобой. В итоге по прибытии в Якутск экспедиция окончательно раскололась и двинулась в путь разными маршрутами. Результат был печален — в марте 1730 года в битве при Егаче отряд Шестакова разгромили чукчи. Самого атамана сначала тяжело ранили в горло, а затем добили.
Любопытно, что его несостоявшийся компаньон Дмитрий Павлуцкий погиб ровно через 17 лет в тот же день — 14 (25) марта 1747 года — в битве при Орловой, также окончившейся уверенной победой чукчей. В промежутке между этими событиями он провел несколько карательных экспедиций против кочевников. Поход 1731 года длился десять месяцев, за которые русский отряд прошел по неисследованной малолюдной территории свыше двух тысяч километров. За это время люди Павлуцкого вступили с чукчами в три крупных сражения и хотя «побили их чюкоч немалое число», но так и не покорили. Произведенный в феврале 1733 года в майоры «за долговремянное в таком дальном крае бытие» Павлуцкий с досадой докладывал, что «оные чюкчи народ непостоянной, не так как протчие иноземцы в ясашном платеже обретаютца».
За следующие десять лет ситуация мало изменилась, поэтому в феврале 1742 года Сенат по предложению иркутского вице-губернатора Лоренца Ланга постановил «на оных немирных чюкч военною оружейною рукою наступить, искоренить вовсе… оных, также жен их и детей, взять в плен и из их жилищ вывесть и впредь для безопасности распределить в Якуцком ведомстве по разным острогам и местам между живущих верноподданных». Окончательное решение чукотского вопроса вновь возложили на Павлуцкого, который к тому времени уже стал якутским воеводой. Три похода, совершенные им на чукчей в середине 40-х годов XVIII века, успеха не имели и закончились, как было сказано выше, гибелью самого Павлуцкого. В чукотском национальном эпосе он запомнился в образе лютого злодея по прозвищу «Якунин» (Jakуннiн), что можно примерно перевести как «жестокий убийца».
После гибели Павлуцкого Анадырская партия постепенно перешла от военной экспансии к промысловой деятельности — заготовке рыбы и оленьего мяса. Менялась и политика России по отношению к чукчам. Стало ясно, что только военными усилиями их покорить нельзя. К тому же расходы на содержание Анадырской партии многократно превышали ее доходы. А после открытия морского пути к Аляске вдоль Алеутских островов Петербург и вовсе перестал считать Чукотку стратегически важным местом.
В 1763 году новый начальник Анадырской партии Фридрих Плениснер с немецкой тщательностью подсчитал стоимость ведения войны с чукчами и доказал ее бессмысленность, так как «Чукоцкую землю… можно назвать последнейшею и беднейшею всего земного круга в последнем лежащую». На основании его выводов в 1764 году Сенат в докладе императрице Екатерине II резюмировал, что «чукоч, в разсуждении лехкомысленного и зверского их состояния, також и крайней неспособности положения мест, где они жительство имеют, никакой России надобности и пользы нет и в подданство их приводить нужды не было». В результате в 1765 году началась эвакуация войск и гражданского населения из Анадырского острога, а через несколько лет перед своим уходом русские уничтожили все его укрепления. На целое десятилетие Россия позабыла о Чукотке.
Все опять изменилось в 1776 году, когда у берегов Чукотки стали регулярно появляться английские и французские корабли. Известия об этом побудили Екатерину II приказать иркутскому генерал-губернатору, чтобы он ускорил принятие чукчей в российское подданство. На сей раз это проводилось без насилия, с помощью мирных переговоров или подкупа старейшин (тойонов). Как указывает историк Зуев, «для исполнения этой задачи в 1778 году армейский капитан Т. И. Шмалев при помощи крещеного чукчи Н. И. Дауркина заключил в Гижигинской крепости первый письменный договор с одним из чукотских тойонов — Омулятом Хергынтовым. Хотя этот договор имел локальный характер, поскольку распространялся только на те чукотские стойбища, которые признавали власть Омулята, Шмалев, а с его подачи и правительство расценили данное событие как признание подданства всеми чукчами. В результате в 1779 году Екатерина II официально объявила чукчей подданными Российской империи, хотя и после этого ясак чукчи давали только по собственному желанию и только в обмен на подарки».
Но когда в 1791 году Чукотку посетила экспедиция Биллингса-Сарычева, то местные жители ничего не подозревали о своем российском подданстве. Еще в 1909 году этнограф и лингвист Владимир Тан-Богораз свидетельствовал: «Пограничные части племени постепенно подчинились русскому влиянию. Но основная чукотская масса до настоящего времени осталась вне русификации. До сих пор существуют чукотские стойбища и селения, где не видели русского лица и не слышали русского слова». Уже упоминавшийся выше наш современник Андрей Зуев соглашается с этим: «Попытки администрирования потестарно-политической организации чукчей и коряков, равно как и их подданство, далеко не в полной мере воплотились в жизнь. Но, несмотря на это, русской власти удалось достичь главного — в регионе установился мир как между русскими и аборигенами, так и между чукчами и коряками».
Полностью подчинить Чукотку удалось лишь большевикам. Но для этого им пришлось разрушить весь многовековой уклад жизни чукчей — впрочем, как и всех других народов нашей страны. С 30-х годов XX века советская власть настойчиво приучала коренные народы Крайнего Севера к оседлому образу жизни. По достижению семилетнего возраста детей забирали из стойбищ, где кочевали их семьи, и отправляли жить и учиться в специальные интернаты. Безусловно, такая политика в основном дала положительные результаты: резко сократилась детская смертность, чукчи получили доступ к образованию и другим благам цивилизации. Но вскоре проявились и другие ее последствия — многие вчерашние кочевники оказались не готовы к радикальному слому традиционного уклада жизни их предков, не сумев адаптироваться к современной реальности и резкой смене рациона питания. Алкоголь и венерические заболевания (сифилис чукчи называют «русской болезнью») оказались для северных народов куда более страшными врагами, чем оружие завоевателей.- https://lenta.ru/articles/2018/02/09/chukchi/