Историк Андриан Борисов: тойон Лёгёй — кто он
В иркутском издательстве «Оттиск» тиражом всего в 1000 экземпляров вышла книга доктора исторических наук Андриана Борисова «Лёгёй Тойон». Спрос на нее, как выяснилось, большой, ведь речь в ней идёт об исторической фигуре, по поводу которой было сломано немало копий, и по сей день нет единого мнения. Слово – автору.
«Важная политическая фигура»
– О необходимости издания этой книги заговорили года полтора-два назад, когда на киноэкраны вышел фильм Никиты Аржакова «Тыгын Дархан».
По закону жанра, и это надо подчеркнуть, Лёгёй в нём предстал личностью малосимпатичной. А каким ещё может быть противник главного героя? И все же там показано, что только Лёгёй и мог соперничать с Тыгыном.
Резонанс был большой. Состоялось собрание общественности, на котором речь шла о том, что образ киногероя не должен заслонять истинного Лёгёя.
После этого администрация Усть-Алданского улуса обратилась ко мне с просьбой написать книгу о нем. Почему ко мне? По этому периоду специалистов практически нет, а у меня был задел – несколько публикаций на эту тему.
К счастью, о Лёгёе сохранилось относительно много документов – по сравнению с тем же Тыгыном, о котором письменных свидетельств практически нет, потому что он умер вскоре после прихода русских, а Лёгёй прожил еще почти 30 лет после этого, причем отложились документы не только об официальных событиях, но и о повседневной жизни, благодаря чему он предстает перед нами как личность.
Без сомнения, Лёгёй был важной политической фигурой и до прихода русских, и после.
В 1632 году наряду с другими якутскими князьями он шертовал, то есть присягнул на верность, русскому царю.
Присягу принял основатель Якутского острога Петр Бекетов. В челобитной грамоте о шертовании упомянуты борогонец Лёгёй, намский князь Мымак, сыновья Тыгына – всего 33 князя, вся якутская знать.
«Прежде сего таковы не бывали»
– Дальше начинается смута: в 1633 году в Якутию прибывает отряд мангазейских казаков во главе со Степаном Корытовым, чтобы тут же схлестнуться с казаками Петра Бекетова из-за сбора ясака. Корытов, одержав верх, присоединяет к себе людей Бекетова и принимается собирать дань с уже уплативших ясак якутов.
А с 1634 года начинает свои поборы боярский сын Воин Шахов, явившийся с Мангазеи на Вилюй. Если бы он ограничился Вилюем, может, все бы и обошлось, но его привлекала и Средняя Лена.
Якуты оказались между енисейскими и мангазейскими казаками, как между молотом и наковальней, и в результате двойного сбора ясака в 1634 году вспыхнуло восстание.
Прибывший на смену Бекетову атаман Иван Галкин, в январе-феврале 1634 года кое-как отсидевшись в остроге, все оставшееся до 1635 года время пытался навести порядок в деле сбора ясака. В 1635-м, поднакопив сил, ударил со своим отрядом по конкурентам – мангазейским казакам. Были бои, были жертвы, но победу он одержал.
А в 1637 году нагрянули уже томские казаки под предводительством Дмитрия Копылова, которым тоже хотелось урвать свою долю «мягкой рухляди». И за этими, говоря современным языком, разборками, наблюдали якуты, а конкурирующие стороны ещё и старались всеми силами втянуть их в свои междоусобные стычки.
В итоге после первого восстания полыхнуло второе (причина та же – двойной сбор ясака), и из Якутского острога к государю отправилась челобитная, где сообщалось, что якуты «ясак де государев дают невежливо, бросают на землю, а подарков де твоих государевых, наругаючися, на шею собакам вяжут и в огонь мечют… а прежде сего таковы не бывали».
«На стороне законности»
– А что же Лёгёй? Он старался не вступать в эти конфликты и удерживал своих людей, то есть выступал на стороне законности. Другие князья также действовали, исходя из данной ими в 1632 году присяги: для якутов клятва, даже устная, была нерушима, а челобитная грамота, заверявшая шертование, была оформлена официально.
Но впереди были новые испытания.
После второго восстания в Москве поняли: отдавать Якутию и дальше на откуп всем желающим нельзя, и в 1638 году царским указом было образовано Якутское воеводское управление, чтобы только оно имело право на сбор ясака с якутов.
Воеводами были назначены Петр Головин и Матвей Глебов.
В то время была такая практика: в отдаленные уезды отправлять двух воевод. Понимали – до бога высоко, до царя далеко, злоупотребления неизбежны, и чтобы их минимизировать, ставили на должность сразу двоих, чтобы они следили друг за другом. Но это палка о двух концах, конфронтации здесь не миновать, так что между Головиным и Глебовым изначально существовала неприкрытая вражда.
В Якутский острог оба прибыли летом 1641 года – с припасами и снаряжением, слухи о котором взвинтили местное население до предела: говорили, что цепей и веревок для якутов заготовлены целые амбары.
И в таких условиях Головин затеял провести перепись. Спору нет, мероприятие это нужное и важное, любое государство может эффективно работать, лишь владея информацией. Вот только время было выбрано неподходящее. По наслегам ходили различные кривотолки, что перепись проводят для того, чтобы отнять скот, обрекая народ на голодную смерть.
Лёгёй пытался повлиять на события. Документы свидетельствуют: сначала он убеждал воевод, что с переписью надо повременить, и Глебов, кстати, был вполне с этим согласен, но Головин не внял, и Лёгёй предложил свой улус в качестве «пробного шара» – пусть первыми перепишут его людей, дабы остальные убедились, что перепись никакой опасности для них не представляет, ну, а безопасность переписчиков на своей земле он обеспечит.
Как известно, Головин и тут к нему не прислушался.
«Просчитывал наперед»
– Для переписи обычно направлялась группа в пять человек – один, скажем, пятидесятник, под его командой два казака, один толмач (переводчик) и один писарь. Вот на эти-то группы и нападали в улусах, перебив за короткий срок в разных местах в общей сложности около пятидесяти человек.
Потом пошла своего рода цепная реакция, в итоге весной 1642 года под стенами Якутского острога, который тогда стоял на намской земле, собралось, по оценке казаков, около тысячи вооруженных якутов, чего раньше никогда не было. Нетрудно догадаться, к чему это могло привести.
Если бы дело дошло до штурма, до военного столкновения, в ответ бы пришла армия.
Чем бы обернулась война для якутов, которых тогда было порядка 30 тысяч человек? Неизбежная потеря сотен людей стала бы непоправимым ударом по генофонду.
И такие лидеры, как Лёгёй и Мымак – не просто князья, представляющие свои улусы, а именно лидеры, которые понимали, что может произойти – на княжеском совете, куда прибыл весь цвет якутской нации (и, между прочим, сыновья Тыгына), добровольно остановили этот разгорающийся конфликт. Остановили, уведя людей из-под стен острога.
Впрочем, кровь все же пролилась: Глебов поставил в вину своему сопернику, что он поторопился с переписью, не послушав Лёгёя, а Головин, чтобы отвести от себя обвинения в том, что он сам спровоцировал бунт, в конце концов арестовал Глебова и его людей. Пошли допросы, пытки, казни – как русских, так и якутов, и в книге этому тоже уделено внимание.
Но подводя итог нашего сегодняшнего разговора, я хочу сказать, что сейчас настало время посмотреть на тойона Лёгёя не просто как на главу борогонских якутов, а как на общенационального лидера, который сумел не только установить первые отношения с русскими, но и многое просчитывал наперед.
Думаю, что назвать его спасителем нации – не преувеличение. Весной 1642 года он действительно спас свой народ, удержав его на краю пропасти.
Фото предоставлено героем материала.