НАРОДНЫЙ ПРЕЗИДЕНТ
ПАМЯТЬ
Каждый человек когда-то подходит к невидимой черте, за которой он начинает слышать голос: то ли Создателя своего, то ли времени, то ли свой собственный. И спрашивает он человека: как ты жил? Какие дороги вели тебя по земле этой? Какие следы оставил ты на ее груди?
Не забыл ли ты, что всех нас создал Всевышний из песка и глины? В песок и глину и уйдем мы.
Одних людей голос этот пугает, других – заставляет задуматься, задуматься о вечном, о своем месте в бесконечности времени и пространства.
Самый страшный зверь на земле – время. Оно пожирает все: и добро и зло, и правду и ложь, и веру и надежду, и мысли и дела.
Бессильно оно только перед памятью.
Память – бесценный дар Всевышнего, данный человеку, чтобы помнил он о месте своем на земле этой, чтобы мог отличить свет от тьмы, громкие слова от громких дел.
Потеря близкого человека – страшное горе. Оно подавляет все чувства.
Но бывает так, что даже горе не в силах опустить взгляд человека к земле. Видел это я не раз, видел на похоронах людей, прошедших по земле особой дорогой, которая запомнилась всем. Видел это я и на похоронах Тараса Мироновича Шамба. Видел, как в глазах близких ему людей жила рядом с большим горем нескрываемая гордость, гордость за человека, следы которого на абхазской земле были большими и светлыми.
Посторонний человек мог увидеть и в моих глазах те же чувства, ибо был Тарас Миронович близок и мне.
Близок не по крови, близок по духу.
В абазинском языке есть слово «Огъурльи». Оно заимствовано у тюркоязычных народов и означает: человек, несущий людям добро, тепло, радость...
В абхазском языке есть слово «ауаю лаша», которое имеет примерно то же значение. Очень часто, когда я слышу у абазин или абхазов эти слова, то невольно вспоминаю Тараса Мироновича Шамба. Вспоминаю потому, что два этих коротких слова, как нельзя полнее характеризуют человека, которого до сих пор называют то Народным Президентом, то великим абхазом, то честью и совестью абхазского народа и всего народа Абаза.
Не раз приходилось мне слышать от людей, знавших Тараса Мироновича, множество воспоминаний, свидетельствующих о том, что особая личность в истории нашего народа.
Слышал я такие истории от профессора Юрия Агирбова, хирурга из Турции Джумаладина Ардзинба, Беслана Кобахия, Мурадина Урчукова, ныне покойных политического деятеля Юрия Калмыкова и академика Назира Экба, слышал даже от наших грузинских оппонентов и многих других, известных в нашем народе, в России и Турции, в Германии и Голландии людей.
Таких историй очень много. Удивляться этому, конечно же, не стоит. У большого дерева – большая тень. А Тарас Миронович был гигант. И тень от этого гиганта была громадная.
Можно было бы написать многотомник воспоминаний о нем, но я подумал, что будет более правильным осветить хотя бы несколько историй, свидетелем которых был лично я.
Мое знакомство с Тарасом Мироновичем состоялось при неблагоприятных для меня обстоятельствах.
Я работал директором большого предприятия. Затем меня перевели на работу в обком партии с определенными перспективами на будущее, о которых было мне сказано при собеседовании. Однако все пошло не так.
Однажды я приехал на служебном автомобиле в район. Водитель мой приболел, и я сам был за рулем.
Ближе к вечеру после окончания совещания поехал в аул.
Поставил машину и пошел на речку, чтобы смыть пыль дороги и освободиться от проблем уходящего дня.
Пока меня не было дома, мой двоюродный брат взял ключи и поехал покататься.
Катание закончилось тяжелой аварией. Встал вопрос: что делать?
Сажать брата за угон машины или попытаться скрыть факт аварии? Я выбрал второе.
Однако нашлись «доброжелатели».
Наметились «перспективы» открытия уголовного дела на меня, мол, воспользовался своим служебным положением для сокрытия факта аварии. Постаралась группа влиятельных работников, желавших увидеть в большом кабинете, приготовленном для меня, другого – своего человека. Секретари обкома партии, относившиеся ко мне с симпатией, предложили вариант решения проблемы. Они выдали мне направление в Академию ЦК КПСС, полагая, что пока я буду учиться, страсти поутихнут. Я уехал на учебу. Однако вслед за мной в академию пришла бумага из прокуратуры края – требовали исключить меня из партии и отчислить из Академии за преступление, которое я не совершал.
Доказать свою невиновность не было никаких шансов.
Меня вызвали в партком Академии.
Я знал, что секретарь парткома Академии ЦК КПСС находится в ранге первого секретаря обкома (крайкома партии) и имеет полномочия, которыми не обладают другие руководители крупных областей и краев России. Когда меня пригласили в кабинет секретаря парткома, я увидел: за столом сидит человек лет сорока с небольшим. Он рассматривал бумаги, лежавшие перед ним. Жестом показал, чтобы я присаживался, снял очки и спросил:
– Так что вы можете сказать по поводу вашего дела, которое предстоит рассмотреть партийному комитету Академии? Я уже ознакомился с материалами. Скажу откровенно, ситуация для вас крайне тяжелая и непредсказуемая. За все время моей работы в Академии это первый случай, когда на ее слушателя могут открыть уголовное дело.
Он, по-видимому, был абсолютно прав, ведь в эту Академию принимали лучших из лучших. В разное время ее слушателями были секретари ЦК, руководители союзных республик, министерств и ведомств различного уровня.
– Что двигало вами, когда вы совершали деяние, подпадающее под статью уголовного кодекса, – продолжил тем временем мой собеседник.
Я понял, что нужно говорить правду – такую, какая она есть, без прикрас. Рассказал все, как было. И в конце добавил:
– Поймите меня правильно. Я не мог поступить иначе. У абазин человек, посадивший своего брата, умирает для своего народа навсегда. Он становится изгоем. У меня был выбор. Сохранить свое спокойствие и посадить брата или взять все на себя.
Лицо хозяина кабинета резко изменилось.
– Так вы говорите, у абазин такие жесткие законы? – спросил он, и вдруг неожиданно на его губах заиграла добрая, приветливая улыбка.
Она обескуражила меня.
Я не понял, чем она вызвана, растерялся и озадаченно посмотрел на него.
Он встал, подошел ко мне и на абхазском языке сказал:
– Сашьа! Сара сапсуоуп – Тарас исыхьдзуп.
Пока я приходил в себя, ошарашенный таким поворотом события, он сел и задумался. Потом начал рассуждать:
– Братство братством, а ситуация серьезная. Национальные чувства, наши традиции и обычаи в законе не прописаны. Закон есть закон. С этой точки зрения ты виноват. Виноват во всем. Даже если я захочу помочь тебе, члены парткома не поймут. Это я как юрист говорю тебе. Нужно думать, что делать.
Потом он поднял трубку и позвонил.
Тарас Миронович договорился о встрече с ректором Академии.
Вернулся примерно через полчаса.
– Мой брат, – сказал он. – Если ты попадешь на партком, тебя исключат из партии. Сделаем так: забирай свои документы; ты к нам не приезжал.
– Я попрошу моего хорошего знакомого – директора крупного научно-исследовательского института. Думаю, он в моей просьбе не откажет: тебя зачислят в аспирантуру этого заведения. Поучись год в Москве. За это время, надо полагать, в Черкесске позабудут о твоих «подвигах». Тогда и возвращайся домой.
Тарас Миронович тут же набрал номер телефона директора института. Так решилась моя судьба. В то время быть исключенным из партии означало одно – быть вычеркнутым из списка живых. Волчий билет – на всю оставшуюся жизнь. Но мой ангел-хранитель прилетел вовремя.
Как я понял потом, он всегда прилетал ко мне в нужный момент, в самые судьбоносные для меня дни.
Шло время. Рухнула Берлинская стена. Вслед за ней рухнул лагерь стран социализма, а позднее и Советский Союз.
По жалким обломкам некогда могучей, но преданной своими сынами страны гуляли лихие девяностые годы, принесшие постсоветскому пространству межнациональные войны, нищету, национализм и шовинизм.
Всплыли наружу криминальные структуры, оборотни в погонах, предатели Родины всех мастей.
Началась первая Чеченская война, русские убивали чеченцев, чеченцы – русских.
В такое не самое благоприятное для «лиц кавказской национальности» время меня угораздило выйти на защиту докторской диссертации в Москве.
Видно, я не до конца просчитал создавшуюся ситуацию. На Кавказе убивали русских, а я – кавказец приехал защищаться в сердце России. Это я понял, когда выйдя к трибуне, увидел хмурые, неприязненные лица членов Диссертационного совета Московского научно- исследовательского института.
После моего доклада пошли вопросы.
Они звучали жестко, недружелюбно, с явным оттенком предвзятости и неприязни. Я отбивался как мог, отвечал на вопросы уже из принципа, понимая, что судьба моей диссертации уже предрешена, Совет меня не пропустит.
Я отвечу сегодня за всю ту волну национализма, которая катилась в эти дни по предгорьям Кавказа, за все то, к чему я не имел никакого отношения.
Абазины говорят: «Когда Всевышний хочет помочь тебе, он знает, как это сделать».
Так и произошло.
Неожиданно для меня, в зале появился Тарас Миронович. Он узнал о том, что у меня защита докторской диссертации, и Всевышний послал его ко мне, как спасительный круг.
Тарас Миронович – опытный политик, он сразу понял, что происходит.
Послушал минут десять-пятнадцать наши дебаты, затем поднял руку.
Председатель Совета Владимир Николаевич Васильев объявил:
– Уважаемые члены Диссертационного совета, слово просит академик Шамба Тарас Миронович. Как вы считаете, дадим мы ему слово?
Члены Совета повернулись в сторону Тараса Мироновича и дружно закивали головами. Стало очевидно, они его знают хорошо.
Это, конечно же, удивило меня.
Тарас Миронович – юрист, а в зале – именитые российские экономисты.
Тарас Миронович вышел на трибуну и сказал:
– Уважаемые члены Диссертационного совета. Я – не экономист, потому не имею возможности дать профессиональную оценку докладу и качеству ответов сегодняшнего соискателя высокого научного звания. Но в то же время, если уважаемый председатель Совета позволит мне, я хотел бы довести до вашего сведения следующую информацию. Соискатель звания доктора наук, который стоит сегодня перед вами (при этом он назвал мои фамилию, имя и отчество) как председатель национального Совета одного из народов Кавказа и как депутат Народного Собрания Карачаево-Черкесской республики, постоянно и однозначно выступает за единство и неделимость Российского государства. Об этом наглядно говорят его многочисленные выступления по телевидению, на страницах газет и журналов нашей страны. В его статьях и других публикациях в местной и центральной прессе постоянно подчеркивается особая роль русского фактора на Северном Кавказе и в Закавказье, крайняя необходимость сохранить его. В создавшейся сегодня ситуации я посчитал нужным и необходимым довести до вашего сведения именно эти обстоятельства. Вот и все. Спасибо за внимание.
В зале воцарилась напряженная тишина. Затем она прервалась громкими аплодисментами.
Их прервал голос председателя комиссии:
– Тарас Миронович! Где же вы были до сих пор? Мы топим-топим этого джигита, а он никак не хочет идти на дно. Устали и он, и мы. Так что ставлю вопрос на голосование. Все хотят уже кушать, – добавил он с доброй, примирительной улыбкой.
Тамадой на банкете по всеобщему настоянию был Тарас Миронович.
Говорил он много, красиво, с чувством тонкого юмора, а я смотрел на него и думал, что мой ангел-хранитель не опоздал и на этот раз – спас меня, но бог любит троицу. Видно, нам предстоит еще подобная встреча.
Так оно и произошло.
В том же году делегация Международной ассоциации абхазо-абазинского народа (МАААН) посетила Египет. Цель делегации – «походить» по следам наших предков, занесенных когда-то нелегкой судьбой в эти края.
У Тараса Мироновича была редкая для политиков черта – он не боялся конкуренции. Рядом с ним, а также в составе делегаций, формируемых им, всегда находились лучшие из лучших – поэты и писатели, ученые и спортсмены, чиновники самого высокого ранга и крупные бизнесмены. Он возвышал их, они возвышали его.
Каир встретил нашу делегацию крайне неприветливо. Над гигантским городом, прижатым к берегам Нила бескрайними песками самой крупной пустыни мира, висели громадные черные тучи.
Гремел гром. Затем хлынули бесконечные потоки воды.
Напряженно и настороженно началась наша встреча с «земляками» из арабского мира. Члены делегации хорошо знали с какой публикой предстоит встретиться нам.
В начале ХХ века потомки мамлюков из народа Абаза (абхазы, абазины, убыхи) приняли решение взять фамилию «Абаза» с одной целью – не раствориться в многомиллионной массе арабов Египта, Сирии и других стран Ближнего Востока и Северной Африки. Славные дела их предков позволили вновь образовавшейся фамилии стать одной из самых именитых и влиятельных в арабском мире. Встретили нас соотечественники довольно прохладно и даже с некой снисходительностью.
Тарас Миронович – дипломат тонкий, продуманный. Он знал, что делать и как себя вести.
На первую встречу с нами пришли всего пятнадцать человек с египетской стороны, больше для приличия, чем для поиска путей сближения и взаимопонимания.
Тарас Миронович нашел «слабые места» в их обороне. Уже после окончания нашей встречи он сказал мне:
– «Арабы», и наши соотечественники в том числе, только говорят о своей приверженности к единому богу.
На самом деле у них почитаются еще три маленьких идола – полубога. Это – власть, деньги, талант. Вот я и рассказал им о том, сколько у нашего народа Абаза академиков, докторов наук и профессоров, чемпионов мира, чемпионов и призеров Олимпийских игр, знаменитых поэтов, писателей, певцов и артистов.
Тарас Миронович добился своего – нас зауважали.
На вторую встречу в Каирском университете пришло более 500 человек. Теперь нас носили «на руках» и смотрели на нас уже не сверху вниз, а как равные на равных. Более того, они не знали, что сделать для того, чтобы мы увидели их и остались довольными. Такая царская встреча ждала и в Александрии, куда нас привезли на третий день. А в конце поездки наши теперь уже радушные хозяева устроили нам экскурсию по Каиру.
Мы увидели знаменитый «город мертвых» в самом центре громадного города, а затем и Башню Али-бея.
Погружение во время произвело на нас глубокое впечатление.
Поздно ночью, когда разошлись последние запоздавшие посетители нашей делегации, мы с Тарасом Мироновичем присели за столик в кафе около нашей восемнадцатиэтажной гостиницы. Мы говорили об увиденном и услышанном, особенно о великом султане Египта, нашем земляке Али-бее Аль-Кабири.
История мальчика из народа Абаза, проданного в рабство и ставшего величайшим султаном Египта, увлекла нас обоих. Мы говорили о нем долго, проникаясь духом того времени, мыслями и делами человека, прославившего наш народ, говорили до глубокой ночи, пока неожиданно для меня Тарас Миронович не сказал:
– Брат мой, это же сюжет для хорошего романа. Об Али-бее писали многие, писали классики мировой литературы. О нем ставили пьесы и кинофильмы. Много пьес. Много кинофильмов. Но знаешь, что упустили все? Они видели в нем великого человека, вписавшего славную страницу в мировую историю, но никто из них не увидел в нем абхаза, абхазскую составляющую его огромного «я».
На следующий день мы поехали на площадь Али-бея.
– Видишь, куда смотрит он? – спросил Тарас Миронович.
Я понял, что хотел сказать мой старший товарищ.
Али-бей смотрел в ту сторону, где находилась его Родина, его Абхазия.
– Посмотри внимательно, что видишь ты в его глазах?
Я посмотрел. Наверное, ни один человек на свете, если он не абазин или абхаз, не увидит то, что увидели в глазах Али-бея я и Тарас Миронович.
В глазах Али-бея вместе с величием и проницательностью, силой духа и бесстрашием была тоска.
Тоска, которую могли увидеть только мы – абхазы и абазины.
В тот же день по просьбе Тараса Мироновича к нам приехали два профессора Каирского университета.
Показав на меня рукой, Тарас Миронович сказал им:
– Этот молодой человек – знаменитый писатель (на самом деле я только начинал писать и издал всего одну книгу). Он желает написать книгу об Али-бее. Ему нужно получить материалы, повествующие о жизни и делах знаменитого султана.
Слова Тараса Мироновича ошеломили меня. Я даже не думал об этом, но вдруг понял, что он просто тактично подталкивает меня к новой книге. Так началась история создания романа «Звезды над Каиром», который заметили и оценили как в России, так и за рубежом, история моего вхождения в литературу.
Так в третий раз ко мне прилетел мой ангел-хранитель.
Тарас Миронович часто удивлял меня, удивлял не только высочайшим интеллектом, широтой своих познаний, человеколюбием, но и особыми чертами своего характера, которые заметно выделяли его из общей массы людей. Некоторые из них были довольно редкими для нашего времени – Тарас Миронович никогда никому не завидовал, никогда не говорил плохо ни об одном человеке, даже о своих оппонентах и недругах. Он искренне радовался любому успеху близких ему людей, умел смотреть на существующую реальность как-то сверху вниз, снисходительно и с пониманием не только своих интересов, но и тех, кто находился по другую сторону баррикад.
Он никого не унижал, никого ни в чем не убеждал, оставляя это право за своими оппонентами, а за собой – возможность смотреть чуть ли не со стороны на их действия, их аргументы, их мнение по тому или иному спорному вопросу. Он умел убеждать людей никому ничего не доказывая.
Однажды мы сидели с ним в грузинском ресторане в Москве, что находится на Арбате. К нам подошли два грузина, оба солидных лет, солидного вида.
Очень тепло, поздоровались с нами. Видно, они давно знали Тараса Мироновича и потому разговор принял сразу же спокойный, доверительный характер.
В ходе долгой беседы один из них, как я понял, руководитель крупного медицинского учреждения то ли в Москве, то ли в Тбилиси, сказал:
– Тарас Миронович! А вы не жалеете о том, что тогда, в 1989 году, отказались от нашего предложения?
Как выяснилось в ходе дальнейшей беседы, суть была в следующем.
Когда Звиад Гамсахурдиа стал президентом Грузии, он через своих посланников, одним из которых был этот человек, задавший вопрос, предложил Тарасу Мироновичу занять должность руководителя Абхазии.
Обозначил рамки сделки: Тарас Миронович – полный хозяин в Абхазии. Тбилиси не мешает ему ни в чем. Только одно условие – Тарас Миронович не поднимает ни при каких обстоятельствах вопрос о выходе Абхазии из состава Грузии и не препятствует полноценной деятельности грузинской православной церкви на территории республики.
Тарас Миронович ответил:
– Сейчас уже поздно говорить об этом. Ардзинба оказался в нужное время в нужном месте. Он выиграл эту войну, и я считаю его национальным героем нашего народа.
Тарас Миронович имел особое качество мышления и восприятия происходящих событий.
Помню, как болезненно воспринимал он каждое известие об очередном перевороте в Абхазии или об очередном штурме здания правительства или здания МВД.
Как-то он сказал:
– Если мы не поймем, что благополучие нашего народа создается не громкими голосами на митингах и лжегероями, разжигающими страсти на них, а в тиши кабинетов людей, занятых созидательным трудом, мы приведем наш народ к беде. На этих митингах мы можем потерять все, что завоевали в годы войны.
Нужно давать правительству работать. Дать право на созидание, которое связано с обязательным риском, с обязательным правом на ошибки во время трудного движения вперед.
Митинги и штурмы отнимают возможность работать, созидать, рисковать и решать.
Или другая его мысль:
– Пока мы не создадим благоприятный инвестиционный климат, Абхазия на ноги не поднимется. Весь мир ищет капитал, проводит экономические форумы, создает законодательство, привлекающее иностранные инвестиции, механизмы защиты прав и интересов инвесторов. У нас все наоборот. Мы не хотим пускать к себе иностранный капитал. Во всем мире экономика определяет лицо политики, а у нас политика определяет лицо экономики. Потому и имеем мы то, что имеем.
Или мы поймем, что объективные законы развития общества и экономических систем выше национальных амбиций, или останемся у разбитого корыта с самыми печальными последствиями.
Тарас Миронович постоянно чувствовал свою сопричастность ко всему, что происходило в нашем народе. Очень часто меня удивляла его реакция на проблемы, возникшие как у народа в целом, так и у отдельных его представителей.
Как-то, «отличился» один наш товарищ, учившийся в Саратовском юридическом университете. Был он родом из аула Псыж. Как все псыжане, горячий и плохо понимавший значение слова «страх».
Кто был в Саратове, тот знает: мост через Волгу в этом городе один из самых высоких в Европе. Когда смотришь с моста на гладь реки, то начинает кружиться голова.
Даже самые опытные пловцы не осмеливаются прыгнуть с него.
Псыжанин прыгнул, чтобы доказать своей девушке правдивость своих слов о том, что абазины ничего не боятся. Пока он стоял на перилах, готовясь к прыжку, на мосту образовалась большая пробка.
Все хотели увидеть «прыжок века» (так на следующий день назвала саратовская газета поступок нашего земляка).
Через несколько минут псыжанин полетел вниз, широко, как крылья орла, расставив свои руки.
Все ахнули. Вопреки ожиданиям смельчак не разбился о воду, вынырнул и поплыл в сторону ближайшего острова. Задержали его сотрудники водной милиции.
Он доказал девушке, кто такие абазины, но дорого поплатился за это. Из милиции в университет поступила информация о нарушении им общественного порядка, и его исключили.
Национальный Совет абазинского народа приложил все усилия, чтобы помочь ему. Бесполезно. В Саратов даже выехали замминистра и зампрокурора КЧР (бывшие выпускники этого заведения), а также председатель межрайонного суда Ставропольского края, генерал юстиции Михаил Рамазанович Гумба.
Ректор университета вновь отказал.
Я позвонил Тарасу Мироновичу, рассказал о происшедшем. В тот же день он вылетел в Саратов. Позже позвонил:
– Пусть этот «герой» выходит на учебу. Вопрос решен.
Сегодня «герой» этот – генерал полиции, служит в Поволжье.
Тарас Миронович любил читать святые писания – Тору, Библию, Коран. Однажды, прочитав Коран в переводе Пороховой, он поделился со мной впечатлениями:
– Как здорово сказано! «О человек! Все, что делаешь ты для себя, уносит река времени. Тебе останется только то, что сделал ты для других...»
Во время съезда МАААН, проходившем в Сухуме, к Тарасу Мироновичу подошли две женщины.
Они сказали:
– Среди детей многих защитников родины, погибших на войне, есть способные девушки и ребята. Им бы учиться, но нет возможности, материальное положение – тяжелое.
Тарас Миронович услышал их.
В том же году многие ребята и девчата из Абхазии были приняты в университет, которым он руководил. Им выделили места в общежитии, дали стипендию.
Было и такое событие.
Абазины попросили Сергея Васильевича Багапш решить вопрос с руководством Карачаево-Черкесии о создании Абазинского района. Он решил. Но оказалось, что помимо этого, необходимо получить и разрешение высшего руководства страны. Сергей Васильевич посоветовал обратиться к Тарасу Мироновичу, так как он пользовался особым уважением во всех кругах власти и даже в лагере оппозиции и мог ускорить решение задачи.
Так оно и вышло. Ходили по коридорам правительства и Государственной Думы мы втроем.
Тогда и увидел я с каким нескрываемым уважением относились самые высокие чины России к Тарасу Мироновичу и Сергею Васильевичу.
Именно поэтому абазины, учитывая особую роль Тараса Шамба в создании Абазинского района, приняли решение увековечить его память – назвать его именем большой спортивный комплекс в этом районе.
Вспоминается и другое.
Уже несколько раз Тарас Миронович заявлял:
– Я свою миссию по созданию и становлению Международной ассоциации абхазо-абазинского народа выполнил. Пора и на покой.
Пусть работают теперь молодые.
Хуранов, Молхозов, Гена Аламиа и я уговаривали его каждый раз согласиться еще на один срок пребывания в должности руководителя.
Последний раз не смогли. Он ушел со сцены съезда под шквал аплодисментов.
Ушел сам, как и полагается людям, знающим себе цену.
Помню только, как многие делегаты того последнего съезда говорили, что Тарас Миронович уходит со сцены прямо в бессмертие.
Воистину счастлив тот, кто смог сделать счастливыми других людей.
Наверное, Тарас Миронович был очень счастливым человеком.
Таким он и остался в моей памяти: уверенный, спокойный, с большой, обворожительной улыбкой на лице.
Олег ЭТЛУХОВ, секретарь Союза писателей России