Битва за Москву в дневнике генерала вермахта
Хотя генерал Готхард Хейнрици не написал собственных мемуаров о «восточном походе», после него остались подробнейшие письма семье и личный дневник, который он вел всю войну.
Эти записки, изначально не предназначенные для чужих глаз и попавшие в поле зрения историков только в конце 90-х, рисуют новую, откровенную в своей беспощадности картину оккупации и войны против СССР.
Наступление на Москву, октябрь-ноябрь 1941 г.
Наступление группы армий «Центр» 2 октября 1941 г. должно было обеспечить прорыв к Москве. Операция «Тайфун» поначалу привела к победам немцев в битве за Вязьму и Брянск. Во время этой операции 43-й армейский корпус в составе 52-й и 131-й пехотных дивизий пересек реку Десна у Жуковки (северо-западнее Брянска), наступал на Жиздру и сформировал северный фланг брянского котла.
Письмо жене, [Чет] 29 сентября 1941 г.
«Мы накануне решающего сражения в России. Можно быть уверенным, что нас вновь ждет большой успех. Пока неясно, достигнет ли он тех масштабов, что были под Киевом. И всё же дальнейшее развитие общей ситуации на Востоке зависит от наших ближайших достижений».
Запись в дневнике, [Людиково] 10 октября 1941 г.
«Чистое вечернее небо, примерно -5. Опять отправил запрос о выдаче зимнего обмундирования. Наши солдаты всё еще носят свою летнюю униформу. Но командование группы армий приняло «принципиальное» решение, что подвоз боеприпасов и питания важнее, чем доставка одежды.
На мой взгляд, «принципиальные» решения зачастую неверны. Несколько вагонов можно отправить всегда, и они принесут много пользы. В данной же ситуации ни один из нижестоящих командиров не посмеет нарушить «принципиальное» решение. Даже полевая почта больше не доставляется, хотя в некоторых составах идут пустые вагоны».
[Козельск] 23 октября 1941 г.
«Недавно два лейтенанта-кавалериста во главе своего взвода в идеальном порядке и в полном вооружении перешли к нам и привезли две машины. Они сказали, что на русской стороне полный хаос, вся цепочка командования и система снабжения не работают (они ничего не ели четыре дня), что за приказом следует отменяющий его приказ, так что они больше не видят смысла сражаться.
Сегодня к нам перешел капитан верхом на лошади и сказал, что недисциплинированность и хаос достигли такого масштаба, что он решил покинуть эту шайку-лейку. Значит, на той стороне действительно начинается кризис, большие потери в живой силе и снаряжении начинают давать о себе знать, что заставляет русских посылать на фронт не обученных новобранцев, у которых нет ни солдатской воли, ни воспитания.
Но стоит отметить, что так не везде. На десятки тысяч плохих есть тысячи хороших красноармейцев, и они даже сейчас оказывают упорное, ожесточенное сопротивление и идут в контратаку — с этим вчера столкнулась одна из наших дивизий, события развивались для нас неудачно, и мы понесли тяжелые потери. По возможности до наступления зимы первейшей задачей является уничтожение сопротивляющихся остатков их войск, дабы предотвратить реорганизацию русской армии в зимние месяцы. Пока что выполнению этой задачи препятствуют сильные и не разбитые соединения на северном участке русского фронта. Кроме того, есть и сильная, хорошо вооруженная Дальневосточная армия под Владивостоком».
Письмо жене, [Лихвин] 27 октября 1941 г.
«Мы потеряли всякую надежду. Весь наш подвоз застрял в грязи и бездорожье, в грузовиках нет бензина, у солдат нет хлеба, у лошадей нет овса. Зачастую солдаты даже не знают, где же застряли их грузовики. Так как изменения погоды ждать не приходится, наше продвижение будет очень медленным. У других частей с дорогами получше, и им остается 60 километров до Москвы, скоро подойдут к воротам города.
Во всяком случае, погода неожиданно вставила нам палку в колеса, что весьма неприятно для нас. Никто не рискнет и не сможет даже представить себе состояние здешних дорог. Жирная грязевая каша, сантиметров в 30-40, плывет по дороге, и когда едет машина или грузовик, то перед ними идет волна грязи, до тех пор пока транспорт не увязнет. На наших складах осталась лишь малая часть полагающихся нам запасов».
Запись в дневнике, [Грязново] 5 декабря 1941 г.
«В 3:15 поступают первые сообщения о том, что выдвижение прошло по плану. Войска вышли к Кетри и лесу восточнее деревни. И 82-й полк движется вперед. Как только начинает светать, я отправляюсь в путь. Я еще узнаю, что идут бои за Малое Гремячее, что Кетри, лес к востоку от нее и Большие Луковицы взяты. 82-й полк у Никулинских выселок. Тем временем начавшийся ужасный холод, -32, препятствует использованию оружия. У одной батареи 25 % выстрелов вообще не происходит.
У другой снаряды летят лишь на 500-600 метров, так как порох в заряде не воспламеняется нормально. Большое число пулеметов замерзло и не стреляет. Отовсюду поступают сообщения о всё новых обморожениях, отказах оружия — в III батальоне 17-го полка не стрелял ни один пулемет и так далее. Дивизия докладывает, что 17-й полк более не способен вести наступление.
Я спрашиваю генерала Бертольда, что он собирается предпринимать дальше. Он долго тянет с ответом, потом говорит, что 17-м полком готов разве что удерживать Большие Луковицы. Как плоха подобная ситуация, мы испробовали уже 12-15 [ноября]. 82-й полк тогда должен оставаться на своих позициях. В его дивизии от обморожений пострадало минимум 400 человек».
Письмо жене, [Грязново] 16 декабря 1941 г.
«С большим беспокойством пишу тебе о развитии событий здесь. Русский в нескольких местах проделал такие крупные дыры в нашем тоненьком фронте, что заставил нас отступить. Всё происходит в тех же условиях, которые были в 1812 г.: глубокий снег, почти непроходимые дороги, поземка, вьюга и мороз. Что из этого выйдет, я не знаю, сейчас можно лишь надеяться на то, что нам удастся остановить противника…».
Письмо жене, [Калуга] 22 декабря 1941 г.
«Всё неудержимо куда-то катится. Сверху получаем приказы держаться, в то время как русские нас всё время обходят. Вчера уже были наполовину окружены. Вновь смогли вытащить голову из петли. Я не знаю, получится ли это во второй раз. В любом случае мои надежды на то очень слабые.
Изо дня в день мы ощущаем, как всё туже затягивается петля на шее. Фюрер в это верить не желает. Нас самих, осознающих ситуацию, лишает последних сил то, что от нас уже 14 дней отпиливают по кусочку. Иногда следует 24-часовая передышка. А потом вновь град ударов. Ни одна контратака не удается, поскольку мы не управляем ситуацией, инициатива в руках противника. Сплошное расстройство, невыносимое положение».
После падения Калуги и оставления позиций на реке Оке в конце 1941 г. 43-й армейский корпус (31-я, 131-я и 137-я пехотные дивизии) угодил в узкое пространство между Калугой и Юхновом, попав под одновременное давление с севера, юга и востока, а затем и под угрозу быть отрезанным с запада. Все запросы относительно дальнейшего отступления на запад отклонялись в соответствии с гитлеровской догмой «держаться любой ценой».
Письмо жене, [Полотняный Завод] 2 января 1942 г.
«Мой корпус стоит на фланге, который противник окружает с 12 декабря. С крупными, широко развернутыми силами он стоит глубоко в нашем тылу. С фронта же он атакует день и ночь. На протяжении многих дней у нас было 20, 30 и даже 35 мороза.
Наши войска находятся в жалком состоянии. К большим потерям добавляются обморожения. Сколько еще мы протянем — никто не знает. Может, однажды войска и не выдержат. Настолько плохо наше положение».
Письмо жене, [Полотняный Завод] 3 января 1942 г.
«Сегодня у нас -35, а некоторые говорят и о -42. Русский, похоже, этого не чувствует. Раз за разом он атакует, да и должен атаковать в столь благоприятной для него ситуации. Он надеется уничтожить нашу армию и поэтому не может останавливаться.
Как тут всё обернется, я не знаю. Лишь один Бог тут может помочь. Трудности громоздятся горами. Все попытки помощи разбиваются о снег и мороз. День за днем радуешься уже тому, что ничего ужасающего не произошло. Следующего дня ожидаешь со страхом — что он принесет? — а ночь тоже страшит, ведь и тогда может что-то случиться.
Трудно, очень трудно крепко стоять на ногах. Возможно это лишь со Словом Божьим. Своих сил не хватает. Снаружи, на чистом, бесконечно морозном небе — вновь полная луна. Вокруг гудит артиллерийская канонада. Русский, что днем был относительно спокоен, вероятно, вновь атакует. Как минимум он обстреливает деревни, в которых наши парни ищут укрытия от холода. Каждый телефонный звонок наводит ужас. Ведь ничего хорошего не ждешь. Тяжелые времена, милая Трудель».
Письмо жене, [Нужное] 11 января 1942 г
«И всё-таки тяжело принять такую судьбу, когда столь очевидно, что причиной всему несколько упрямых голов и что можно было бы всего избежать, если бы было принято одно масштабное решение на отступление три недели назад, 14 дней назад, да даже 5-6 дней назад. Предложений о таковом поступало достаточно.
Но новое верховное командование сухопутных войск всё отвергает и взвешивает, стоит ли отдать 20 километров из 1200 уже завоеванных или нет. При этом совершенно безразлично, где мы в России закрепимся. Я думаю, что придет время, и они обо всем пожалеют. Но для нас самих, вынужденных страдать, это ничего не меняет.
Уже сейчас положение вещей невообразимое. Повсюду заметно давление противника. Нас уже зажали так, что скоро задушат. При -15 человек редко попадает под крышу, не говоря уже о лошадях. Транспорт практически встал, сани застревают на забитых дорогах, сегодня я четыре часа шагал по глубокому снегу в темноте. Повсюду видны первые признаки поражения. Наверное, утром полностью перережут основную трассу снабжения. Через несколько дней, быть может, и железную дорогу. А что затем?
Сражаться без боеприпасов и пайков! Все мои соседи, командующие корпусами, внезапно исчезли, заболели и так далее. Кого-то перевели, и они в срочном порядке убыли. Я вынужден здесь оставаться, на передовой, без реальной возможности выбраться».
20 января 1942 г. Хейнрици был назначен командующим 4-й армией. Теперь перед ним стояла задача удержать слабые позиции 4-й армии, оборонявшей узкий отрезок вдоль шоссе. Эту «артерию» армии предстояло защищать не только с южного и восточного направлений, но всё чаще и с северного и западного, где атаковали партизаны, прорвавшиеся гвардейцы-кавалеристы и высадившиеся десантные войска, находившиеся под командованием генерала Павла Алексеевича Белова. Дальнейшая военная ситуация, сложившаяся в последующие недели, напоминала битву в котле.
Запись в дневнике, [Спас-Деменск] 24 января 1942 г.
«Опять 32 мороза. Всё замерзло. Двигатели не заводятся. Самолеты не летают. Повсюду обморожения. Отвратительная ситуация. Утром ездил по шоссе в направлении на Юхнов, видел следы позавчерашнего сражения. В деревне Долина встретился с генералом Бертольдом. Ночью порядка 200 русских лыжников из района деревни Пеляки [Рыляки] вышли к шоссе и расположились в деревне по соседству со штабом моего бывшего корпуса. Когда я прибыл, их уже отогнали, но они вернутся.
Штаб корпуса бодрствовал всю ночь и наконец под руководством начальника штаба перешел в атаку. Вообще условия совершенно дикие. Повсюду в тылу шастают партизаны, десантники, лыжники. Когда же наступит момент, когда требования ситуации превзойдут возможности наших войск?»
Письмо жене, [Спас-Деменск] 30 января 1942 г.
«Жестокая борьба продолжается. Вчера был еще один день первостатейного кризиса. И опять мы не добились поставленной задачи отбить себе немного пространства.
И опять всё насмарку. Словно пузырь, висит наш корпус в воздухе, обложенный противником со всех сторон. Дабы попасть внутрь, мне сегодня пришлось лететь на «Шторхе» на высоте 25 метров над русскими. Они по нам стреляли, но никого из нас не задело. Всю ночь из-за забот не смог глазу сомкнуть. Я не мог уснуть. Просто безумные затраты сил. Поддерживаешь себя коньяком и безумным курением».
В конце января 1942 г. советское наступление выдохлось и к середине февраля общее положение на Восточном фронте в целом стабилизировалось. Тем не менее положение 4-й армии оставалось напряженным до начала мая, поскольку ей слабыми силами пришлось защищать шоссе от атак Красной армии как с фронта, так и с тыла…
Источник: «Заметки о войне на уничтожение. Восточный фронт 1941-
1942 гг. в записях генерала Хейнрици «, под ред. Й. Хюртера;