Режиссер Ася Князева: Сейчас время театральных студий
В столице 12 декабря завершается театральное биеннале «Уроки режиссуры». Постановки мэтров оценивали молодые режиссеры, среди которых была и представительница известной династии Ася Князева, руководитель творческого объединения «Вахтанговский практикум». Корреспондент «Вечерней Москвы» поговорила с ней о преемственности в профессии, новом поколении, все больше заметном в культурной жизни, и о ее детстве, прошедшем за кулисами.
Театр Вахтангова для Аси Князевой родной — здесь она выросла, здесь после спектаклей ждала отца, народного артиста России Евгения Князева, в этих же стенах выпустила первые постановки как режиссер. Мы встретились в Ульяновском зале — мемориальном кабинете легендарного художественного руководителя театра Михаила Ульянова. Наш разговор начался с того, как в театре складываются отношения мэтров и молодого поколения, которое только начинает творческий путь.
— Ася, сейчас завершается театральное биеннале «Уроки режиссуры». В этом году вы в жюри. Как устроена кухня? Вы смогли, успели посмотреть все спектакли, которые будете оценивать?
— На фестивале посмотреть вживую удалось три спектакля — «Пастух и пастушка» Минусинского драматического театра, «Спектакль в селе Огрызове» Вологодского камерного театра и «Варшавскую мелодию» театра «Мастерская» под руководством Григория Козлова из Санкт-Петербурга. Какие-то постановки приходилось смотреть в записи.
Коллективного обсуждения не будет — каждый член жюри выставляет оценки, а компьютер все это суммирует и обрабатывает.
Мне очень сложно выбирать — все спектакли, которые я посмотрела, прекрасны, но очень разные. Сложно определить для себя критерии выбора. Но, думаю, в прошлом году мэтрам тоже было трудно нас выбирать и оценивать.
— А в театральной среде важны авторитеты, субординация — кто старше, кто младше?
— Молодой режиссер не может всегда зависеть от взрослого поколения. Театр ведь очень живая материя, и если ты будешь всегда держаться авторитетов... Ученичество — оценочное мышление, когда мы хотим понравиться, заслужить похвалу. Это не то качество, которое должно быть при создании своих спектаклей. Преподаватели и сами радуются, когда их бывший студент становится самостоятельным, несогласным, но готовым к диалогу.
И в том числе важно, что театр — это разговор со зрителем. Есть наши ровесники, и для них нужен немного другой язык.
— То есть когда вы ставите, то рассчитываете на сверстников?
— Мне кажется, необходимо привлекать молодых людей в театр. О зрителе, безусловно, думаю. Каждый театр, актер, режиссер ищет своего зрителя, который нас поймет, кто готов нас услышать. При том решаем для себя еще один важнейший вопрос — идти за публикой или вести ее за собой? Где грань нашего взаимодействия? Но я считаю, что все же идти на поводу у зрителя нельзя.
— Кто был учителями, наставниками или просто повлиял на вас?
— Повлияло огромное количество людей — и те, с кем не были знакомы, и кто умер еще до моего рождения. Я училась в мастерской Сергея Яшина и очень благодарна. Он помог понять, что это за профессия. Это был прямой личный контакт, долгий путь вместе. Не могу не назвать Римаса Туминаса, который в тот момент руководил Театром Вахтангова, — ему я сдавала свои работы, мы много беседовали. Он не был моим преподавателем в институте, но в театре был моим наставником.
Могу назвать целую плеяду режиссеров, книги которых я читала. В свое время писала работу о картеле четырех — это Гастон Бати, Жорж Питоев, Луи Жуве и Шарль Дюллен. Они, кстати говоря, вдохновлялись Жаком Копо, основателя Театра Старой Голубятни. Я очень любила читать Джорджо Стрелера. Их труды оказывали влияние.
В нашем театре я занималась историей — Вахтанговым, Мейерхольдом, Станиславским. И всегда нахожу что-то новое, что откликается во мне. Буквально вчера зашла в музей театра, где лежат наши архивы. Мне на глаза попалась реплика, которая точно формулировала мое состояние за два дня до этого: «Мне скучно. Пока я буду в таком состоянии, репетиции будут такими же». Это оказались дневниковые записи Ксении Котлубай, правой руки Вахтангова, во время репетиций «Принцессы Турандот».
Так что в каждый период влияют разные люди. Много я занималась и дель-арте, работала с этим направлением.
— Вспоминаю ваш недавний спектакль «Хвала котам, или Приношение почтеннейшей публике», и там чувствуется влияние комедии масок...
— Там мы как раз выводили архетипы театрального зрителя. Но это ведь близко и Вахтангову, и Мейерхольд об этом размышлял и писал, споря со Станиславским, который, в свою очередь, тоже не был приверженцем только одной театральной традиции. Так что на меня множество всего повлияло.
— Творческое объединение, которое вы основали, называется «Вахтанговский практикум». При этом оно не имеет прямого отношения к Театру Вахтангова. Почему такая путаница?
— В этом объединении — выпускники мастерской Владимира Поглазова. Мы все вышли из Щукинского училища и придумали название, чтобы подчеркнуть свою связь со школой Вахтангова и его принципом «Школа — студия — театр». Потом мы уже поняли, что запутываем зрителей. Но у нас есть альтернативное название в честь нашего первого спектакля — «Идеалисты и циники», и постепенно мы его интегрируем.
— У «Практикума» пока нет своей площадки?
— Нет. Мы играли в Школе драматического искусства, в Центре имени Мейерхольда, который сейчас перешел к театру «Шалом». Теперь продолжим играть там. Будут спектакли и в центре «На Страстном». Пока мы без дома, но верим, что его найдем.
— Последние годы студии, творческие объединения молодых артистов становятся очень заметны. С чем это связано?
— Такая тенденция действительно есть. Это волнами происходит в театре — появляется много студий, из них остается только небольшое количество. Потом период спада. А затем снова рождаются уже другие. Я в свое время мечтала,чтобы в моей жизни появилась компания людей, которые смотрят в одну сторону со мной, чтобы нам захотелось вместе делать театр. С ребятами мы очень разные, но в главных вещах, что такое театр, мы сходимся. Поэтому нам и хочется вместе искать общий художественный язык, контакт со зрителем. Несмотря на все организационные сложности, мы продолжаем это делать.
— Если сформулировать, то как понимаете театр?
— Для нас это энергия, это люди. Темы, которые поднимаются в спектаклях. Есть репертуарные театры. Все разные, у каждого своя миссия, история, коллективы. Своя семья, где есть и проблемы, и радости. И молодые артисты, когда становятся частью труппы, как правило, вливают новую кровь, но при этом становятся своими. Они должны стать частью этого организма. Я сама выросла в Театре Вахтангова, работаю здесь. Это для меня родное место, но, когда мы с ребятами объединились, я поняла, что это желание не вливаться в существующий театр... Может, это звучит амбициозно, но это стремление прокладывать новую тропу.
— Может, всплеск студийной работы произошел и потому, что многие репертуарные театры переживают непростые времена? Много кадровых перестановок, меняется руководство...
— Да, происходит смена эпох. Даже просто потому, что из жизни уходят легенды. Театры сейчас на этапе перестройки, адаптации. Да и вообще новое поколение артистов другое — многие не хотят идти в репертуарные театры по разным причинам. Например, актеры «Практикума» очень быстро росли в профессии, потому что сразу брались за сложные для них вещи, будучи еще не готовыми к ним, не имея мэтров в партнерах, которые могли бы их научить. Они никому еще не известны, и поэтому им приходится делать невероятный скачок. И сейчас все ребята в очень хорошей форме, они голодные до работы. Это тоже проблема репертуарных театров, где огромная занятость у людей, и уже нет этого чувства голода к репетициям, поискам.
— Выбирая спектакль, зрители часто руководствуются либо популярными именами, либо знакомыми названиями. Но у вас в репертуаре тоже в основном неизвестные произведения. Это принципиальная позиция?
— Мы сразу решили, что нам незачем брать названия, которые всем известны, идут в больших театрах. С чем нам конкурировать? Поэтому мы стали осознанно использовать неочевидный материал. Так стали говорить с нашим зрителем — обращаемся и к тем, кто это читал, но никогда не видел на сцене, или, наоборот, открываем что-то принципиально новое. Например, у нас есть спектакль «Дневник писателя» по Достоевскому — писателя знают все, но произведение не на слуху. «Концерт для взрослых и уставших людей «Чепуха»» по Самуилу Маршаку — его все знают, но мы открываем автора совершенно другого.
— При этом только вы поставили только один спектакль по современной драматургии — «Мама, я блогер». Почему?
— На самом деле был еще один — «Без кофеина и никотина». Он вышел во время пандемии и был как раз про этот период нашей жизни. Когда тема изжила себя, мы перестали его играть. А следующий как раз «Мама, я блогер». Я осознанно долго искала именно современную драму, которую мы возьмем. Пьеса Александры Стрижевской вызвала у меня противоречивые чувства. Она меня стала раздражать! Поняла, что единственный способ от нее спастись — поставить. Персонажи пьесы с точки зрения духовности настолько ничтожны, мелки, они живут жизнью какой-то плесени. Нет в них ничего высокого, и в этом есть глубочайшая проблема. Недаром автор показывает их нам осознанно. Поэтому мы и выбрали эту пьесу — она вызывает противоречивые чувства. После спектаклей мы устраивали обсуждения, приглашали психологов и блогеров, зрителей. Тогда поняли, что тема оказалась действительно важной.
— Вы замечаете общие черты с режиссерами-ровесниками?
— Честно говоря, считаю, что режиссер — профессия одиночная, и не так много общаюсь с коллегами. Мне кажется, многие режиссеры 1970–1980-х годов были бунтарями. Говорили о свободе, о сломе правил... А мы дети девяностых. У нас нет неистового желания сломать порядок, потому что мы его не видели. У нас было другое взросление.
Часто слышу, что наше поколение инфантильнее, даже если сравнивать с более младшими. Знаете, я сама замечаю, что ребята в том же Щукинском институте, которым сейчас 19–20 лет, кажутся мне более умными, зрелыми, взрослыми. Они четче просчитывают свой путь — как найти работу, что надо делать и так далее. Но при этом некоторые вещи, модные среди нового поколения, мне не нравятся.
— Например?
— Дикая популяризация психологии.
— Почему?
— Многие люди рассуждают и учат других, не являясь психологами и не имея соответствующего образования. Две-три книжки прочли и уже всюду используют терминологию. Я один раз очень смеялась — студентка мне говорит: «То есть у моего персонажа сейчас эмоциональные качели». А мне не нравится, когда это используется в актерской работе, — надо искать конкретное физическое самочувствие, боль, улавливать поведение партнера. В такой «популярной психологии» все обобщается. Вот и слышим мы про бесконечные абьюзы, личные границы, психологически здоровых личностей. Но театр ведь вообще не про здоровых личностей. Потому что желание выходить на сцену, чтобы на тебя все время смотрели люди, — это уже не очень здорово.
— Вы говорили, что, поскольку выросли в театральной семье, вам театр не казался волшебным. Сейчас тоже так?
— Просто я не представляю, как без него жить. Это другое мировосприятие. Я же тут выросла, ждала папу в гримерках, за кулисами, видела его со стороны сцены, видела, что все декорации ненастоящие. Но все равно ведь на меня это сильно повлияло. Лет в шесть я увидела спектакль Петра Фоменко «Пиковая дама», где папа играл Германа. И произошел катарсис — я абсолютно поверила в то, что происходит на сцене, зная все, что за кулисами! Вымысел для меня стал реальнее, чем жизнь. Вот в это и есть чудо театра.
— Когда начинали работать, это театральное детство, огромный бэкграунд помогал или мешал?
— Это же данность, сложно оценить. Наверное, больше помогал. Считаю, что режиссер должен как можно больше читать, смотреть, все время брать, впитывать информацию — любая мысль или знание так или иначе пригодятся и трансформируются во что-то совершенно другое.
Но есть мнение — мол, детям актеров легче, потому что есть с кем посоветоваться. Может быть, и да, помогает и бэкграунд, и советы. Но в этом они и мешают — от тебя больше ждут.
— А родители советовали что-то, когда вы выпускали спектакли? Пытались поначалу влиять или отпустили вовремя?
— Не то что отпустили, но так боялись того, что происходит, что не вникали. Они-то хорошо знают, какая жестокая и страшная эта профессия. Отец рассказал, что на моем первом спектакле он вообще ничего не понял и у него звенело в ушах от волнения. Настолько он был в ужасе, так сильно переживал. Его надо было успокаивать, а не наоборот! Но у меня много больше критики от родителей.
Разговариваешь с ребятами, не из театральных семей, и ими всегда гордятся, что вот сыновья и дочери выходят на сцену. Тогда я думаю: «Эх, где же человек, который придет и скажет: «Асенька, ты такая молодец!»
— Над чем вы сейчас работаете и что мы вскоре увидим?
— С «Вахтанговским практикумом» выпускаем елку для взрослых. Это будет интерактивный спектакль с элементами бродилки. Все истории будут связаны с Новым годом, но в разных жанрах — поэтическом, сказочном и драматическо-мистическом. Я решила сделать такую постановку, потому что сама люблю Новый год, но мне кажется, он стал очень коммерческим последнее время. Люди его даже немного боятся — ты будто обязан быть счастливым и радостным, самым удачливым. Мы, как слепые, бежим, кричим, что у нас все хорошо, стол собран, подарки закуплены. Все так ждут чуда, что оно никогда не происходит. А тишина утрачена! Но ведь не только что-то новое приходит в жизнь, мы ведь и со старым прощаемся в эту ночь, бывает, что в Новый год мы входим совсем одинокими. Повсюду веселье, олени и Деды Морозы, но праздник-то очень сложный. Вот и решили сделать елку для взрослых, рассказать разные истории.
А в Театре Вахтангова сейчас репетируем к февралю на Новой сцене спектакль по пьесе Эжена Скриба «Пуф! Ложь и истина».
ДОСЬЕ
Ася Князева родилась в 1991 году. Она продолжатель театральной династии, внучка режиссера, народного артиста РСФСР Александра Леонидовича Дунаева, дочь народного артиста РФ Евгения Князева и театроведа Елены Дунаевой. В 2013 году окончила продюсерский факультет ГИТИСа. В 2019-м — режиссерский факультет Театрального института имени Б. Щукина.
Поставила спектакли «Волшебный театр Андерсена» и «С художника спросится» в Театре Вахтангова, «Остров рабов» в Электротеатре Станиславский.
В 2020 году основала театр-студию «Вахтанговский практикум», где осуществила постановки «Идеалисты и циники», «Без кофеина и никотина», «Пиноккио. Сны Улитки», «Мама, я блогер», «Концерт для взрослых и уставших людей «Чепуха»», «Дневник писателя», «Хвала котам, или Приношение почтеннейшей публике».