Отец крикнул, чтобы шли домой без него — он следом придет. Но никогда уже больше не пришел. Его арестовали
Две родные сестры Азовы: Надежда Ивановна, 1928 г. р. и Александра Ивановна, 1931 г. р. рассказали о своем детстве в Кадуйском районе Вологодской области. Записала Г. Е. Овчинникова в 2017 г.
Надежда Ивановна:
Деревня Ивановская, где мы родились, была небольшой — домов 20. Находилась она в 4-х км от поселка Фанерный завод. Дом у нас был хороший, обнесен красивым забором, с крепкими воротами и калиткой. Сейчас от деревни уже ничего не осталось.
Помню, когда наша семья вступила в колхоз «Рассвет», нам пришлось отдать в общее хозяйство жеребца. Как было жаль его, такого красивого, умного! Прошел примерно месяц, как его увели за 30 км в Кадуй, и вдруг я слышу ржание за калиткой. Папа и мама были в поле. Жеребец ржет на всю деревню, а я, маленькая, лет шести, не могу открыть калитку и плачу. Тут откуда-то появился военный и увел нашего жеребца.
Это только один эпизод, а вообще-то я все свое детство вспоминаю как какой-то кошмар, непрерывную борьбу за выживание. У наших родителей, Ивана Васильевича и Анны Александровны, кроме нас с сестрой, в 1934 г. родился еще сын Виталик. С нами жила бабушка по матери — Ульяна, ей в 1930-е годы было уже за 70 лет. Папа и мама целыми днями были заняты на колхозных работах. За трудодни практически ничего не платили, только ставили «палочки», поэтому постоянной заботой родителей было — как заплатить налоги государству.
Нужно было сдать мясо, молоко, яйца, шерсть. Чтобы рассчитаться за мясо, мы держали теленка. Молоко сдавали почти все, что давала корова. А чем кормить корову и теленка? Покоса для личных коров не давали. Приходилось косить в лесу — на полянах и по кочкам. Набивали травой мешок и тащили на спине к дому. Чтобы сдать шерсть, держали овец. Однажды случилось несчастье — волки задрали всех наших овец вместе с ягнятами, всего 8 голов. Где взять шерсть для уплаты налога? Мы собирали морошку, и я продавала ее стаканами в поселке Фанерный завод. На вырученные деньги купили шерсть и отдали государству.
Питались, в основном, за счет огорода, где выращивали овощи, картошку, овес. Но картошку тоже надо было сдавать государству — 6 мешков каждую осень. Так что картошки нам не хватало, и весной мы, как и другие колхозники, собирали гнилую прошлогоднюю на колхозных полях, а потом пекли ее. В лесу собирали ягоды, грибы, разные травы. Но есть хотелось всегда.
Александра Ивановна:
Все в нашей семье были работящие. Мне кажется, что я начала работать, как только научилась ходить. Двор (хозяйственная постройка — прим. ред.) у нас был большой, и колхозное стадо телят — голов 15 — привели к нам, чтобы мы его пасли. А кому пасти? Мама — на работе. Бабушка Ульяна старая, она и ходит-то с трудом. Когда телята разбегались, она меня посылала, чтобы вернуть их в стадо. Так и пасла я все детство колхозное стадо. Когда пошла в школу, то во время каникул каждое утро меня будили на заре: «Шура, телят пасти!» Я выбегаю из дома, голодная, плохо одетая, босиком иду на эту беспокойную работу. Работала без выходных. Перед началом учебного года я должна была предупредить бригадира, что завтра иду в школу.
Помню, что в третий класс я пришла, заработав за лето 90 трудодней. Моя подружка ахнула — у нее было только 6 трудодней, а учительница посмотрела в мою колхозную книжку и ничего не сказала (могла бы ведь и похвалить). А что толку от этих трудодней — одни «палочки», за которые ничего не давали. Есть нам хотелось все время.
Однажды мы с подружкой пасли телят и овец за рекой, она сказала: «Пойду в колхозный огород, хоть что-нибудь найду». Принесла брюквину. Мы ее очистили, а ботву спрятали, чтобы никто не обнаружил. В другой раз она принесла несколько морковок. А я не могла пойти «на промысел», так как мама строго-настрого запрещала нам брать чужое.
Сама мать тоже все время голодала. Однажды соседка позвала меня: «Иди, приведи мать, она не может идти». Мы с братиком побежали. Видим: мама сидит у дороги и встать не может. Заплакали оба: «Мама, не умирай!»
Надежда Ивановна:
В 1938 г. отец работал в колхозе бригадиром. Летом заболел наш Виталик, и его забрали в больницу на Фанерном заводе. После работы папа пошел к нему. Узнав, что сын поправляется, он, довольный, направился на переправу через реку Андогу. А на другой стороне реки его уже ждал милиционер. Отец крикнул мужикам из нашей деревни, которые ждали его на берегу, чтобы шли домой без него — он следом придет. Но никогда уже больше не пришел. Его арестовали и увезли сначала в Кадуй, затем в Вологду и по решению тройки УНКВД Вологодской области расстреляли 15 июля 1938 г. Ему было 44 года (в 50-е годы был реабилитирован).
Александра Ивановна:
Мама работала на скотном дворе, где было около 30 коров. Их надо было поить, кормить, доить. Воду носила ведрами с реки. Зимой начинала с того, что разбивала лед на проруби. Очень уставала. Еще тяжелее стало после ареста отца, так как председатель колхоза по любому поводу напоминал, что мы семья врага народа, кричал и даже замахивался на маму: «Смотри, за мужиком отправлю!» Я не сразу поняла, что это он угрожает маме арестовать ее, как отца. Мы помогали, как могли: рано научились косить, выполняли все работы в огороде, зимой топили печку и варили еду. Бабушка, мама, все дети жили очень дружно.
Надежда Ивановна:
Во время войны в деревне осталось всего двое мужчин. Дяде Васе Маркову было 74 года, но он успевал помогать всем в деревне: был и конюх, и сапожник, умел что-то отремонтировать. Все женщины приносили ему косы точить.
А второй мужчина — председатель колхоза — все время старался унизить и оскорбить нас. Когда во время войны мы не смогли заплатить налог, он увел нашу корову на колхозный двор. А корова скоро должна была телиться. Потом забрал у нас швейную машину «Зингер» — «для государства». А вскоре мама увидела эту машину у него дома. Тогда у мамы лопнуло терпение. Она обратилась к участковому милиционеру, все рассказала. Нам вернули и корову, и машину. Хоть какая-то справедливость появилась в нашей тяжелой жизни.
Мама боялась, что нам никогда не вырваться из колхоза. Она с раннего детства внушала нам, что мы должны хорошо учиться, и я старалась. В 1943 г. я окончила семь классов и решила поступить в медицинский техникум. Нас, желающих учиться в Череповце, собралось пять девочек из соседних деревень. В Череповец мы шли пешком, а это 40 км. Я поступила в техникум, училась 4 года. Конечно, жила на одну стипендию, а в летние месяцы помогала маме заработать деньги продажей ягод. В 1947 г. окончила техникум, получила специальность фельдшера. Работать меня направили в Вытегорский район, в лесопункт недалеко от села Ошта. Я работала в здравпункте, приобрела некоторый опыт и наконец-то наелась досыта. Через год я уехала работать в г. Волхов Ленинградской области, где жил мой дядя — Парулев Александр Александрович, брат мамы. Дядя Саша помог мне найти работу фельдшера в здравпункте. Еще я прирабатывала в доме отдыха. И главное, он посодействовал переезду моей сестры Александры из колхоза в Волхов, пока она не достигла совершеннолетия. Александра окончила в Волхове медтехникум и получила диплом медсестры. Мы с благодарностью вспоминаем дядю Сашу, который много помог нам.
Младший сын бабушки Ульяны, Василий Александрович Парулев, учился и потом работал инженером в Ленинграде, но в 1934 г. он был расстрелян во время репрессий в связи с убийством Кирова. Вот сколько бед пришлось пережить нашей бабушке.
Мы с Александрой переехали в Череповец, ближе к дому, в 1954 г. и с тех пор живем вместе. Я работала, в основном, в здравпункте организации «Энергохозяйство» в ДОКе, практически всегда — на полторы ставки. Трудилась до 83 лет.
Александра работала медсестрой в травматологическом отделении городской больницы. Брат Виталий служил на Северном флоте, потом жил в Череповце, работал бригадиром на железной дороге. Наша мама последние годы жила с нами, похоронена здесь же.
Наше деревенское детство мы с сестрой вспоминаем всегда с чувством горечи и несправедливости: наш труженик-отец был расстрелян без всякой вины; мама всю жизнь была задавлена тяжелым трудом, а жила в бедности и в страхе за судьбу своих детей. Мы с сестрой не можем припомнить ничего светлого из нашего детства.
Действительно, колхозники 30-40-х годов вынесли на своих плечах страшные тяготы непосильного труда, голода и лишений.
