Nature (Великобритания): Россия намерена возрождать науку после многолетнего застоя

В сумерках зимнего вечера на фоне серых многоэтажек и пустых в основном парковок на окраине Москвы выделяется здание в форме диска. В этом образце авангардной архитектуры, который называют просто Диск, разместился Сколковский институт науки и технологий (Сколтех) — частный научно-исследовательский центр, основанный в 2011 году. Внутри Диска с его искривленными блестящими холлами работает физик Денис Курлов, который рассказал о том, как этот центр привлек его обратно в Россию через семь лет после того, как он покинул родину, чтобы работать за границей. Когда Курлов переехал в Нидерланды, он думал, что назад не вернется. «Я не видел ни одного места в России, где можно было бы заниматься исследованиями в стимулирующей среде и зарабатывать достаточно денег на жизнь», — говорит он. Но обстоятельства изменились в лучшую сторону. Посетив в 2013 году квантовый центр Сколтеха, Курлов с удивлением обнаружил там современную лабораторию, которая была оснащена намного лучше всего того, что он встречал в свои студенческие годы в российском городе Санкт-Петербурге. Прошлой осенью он поступил на работу в этот центр в качестве научного сотрудника, и сейчас занимается симулированием квантовых эффектов в ультрахолодных атомных газах. «Здесь что-то происходит», — говорит он. Курлов не единственный ученый, заметивший перемены в России. После распада Советского Союза в 1991 году произошел обвал российской экономики, и десятки тысяч ученых уехали за рубеж или сменили вид деятельности, уйдя из науки. Стране не удалось выйти на прежний уровень финансирования науки, и количество ученых там сократилось на треть. Правда, Россия по этому показателю все равно занимает пятое место в мире. Однако президент Владимир Путин в последние 10 лет обещает реформировать прозябающую российскую науку, сделав ее более конкурентоспособной и привлекательной для зарубежных талантов. В 2018 году Путин утвердил национальную стратегию научных исследований до 2024 года. Она предусматривает выделение дополнительных средств и дополнительную поддержку молодым ученым и создание 900 новых лабораторий, включая как минимум 15 научно-исследовательских центров мирового уровня, которые будут заниматься математикой, геномикой, исследованием материалов и робототехникой. В прошлом году правительство провело масштабную оценку научной деятельности университетов и институтов, и пообещало модернизировать оборудование в 300 институтах, входящих в первые 25%. А еще правительство заявляет, что хочет поддержать те области, которым прежде не уделяло должного внимания, скажем, климатические и экологические исследования. Действительность на местах весьма неоднозначная. В некоторых отраслях исследований есть признаки надежды, но в основном российская наука по-прежнему слабо финансируется и мало цитируется. В этом году из-за плагиата были отозваны сотни научных работ на русском языке. Ученые по-прежнему жалуются на бюрократию и политическое вмешательство, а некоторые работающие за границей россияне говорят, что они и не думают возвращаться в страну, которая не в состоянии гарантировать ученым безопасность и свободу выражения. «Я бы не хотел жить и заниматься наукой в стране, где власти продолжают репрессии против гражданского общества», — заявил биолог Федор Кондрашов, работающий в австрийском Клостернойбурге в Институте науки и технологий. Однако многие ученые в России ощущают, что ситуация меняется в лучшую сторону. Об этом рассказывает вице-президент Российской академии наук Алексей Хохлов, являющийся специалистом в области физики полимеров. Ученым поднимают зарплаты, а на смену системе «своих людей» в академической среде приходит меритократическая конкуренция, говорит он. «В прошлом многие научные должности в России занимали люди, которые практически не занимались настоящей наукой. А сейчас институтам приходится думать о том, чтобы брать на работу людей, которые будут приносить им гранты и писать хорошие работы». Лучшие и остальные Курлов и другие научные сотрудники Сколтеха явно выиграют от серии национальных инициатив в сфере технологий. Среди них рассчитанная на пять лет программа квантовых исследований, на которую выделяется 50 миллиардов рублей (790 миллионов долларов). О ней было объявлено в декабре прошлого года. Россия также строит крупные научно-исследовательские центры, в том числе, источники синхротронного излучения в Москве и Новосибирске, а также ионный коллайдер в Дубне. Еще одним важным событием стало создание Российского научного фонда (РНФ) в Москве в 2014 году. Это первое в стране ведомство с государственным финансированием, которое предоставляет гранты исключительно на основании конкурентных и независимых экспертных оценок. Это попытка уйти от системы протекционизма и блата, которая мешает российской науке, поскольку значительные суммы институты получают непосредственно от государственных министерств. РНФ поставлена задача повысить качество российской науки, и фонд разрабатывает директивы и рекомендации о том, как бороться с нарушениями и как продвигать полезную научную практику. Сюда входит такая важная область как редактирование генов, из-за которой Россия оказалась в центре международного внимания. В прошлом году московский молекулярный биолог Денис Ребриков рассказал корреспонденту «Нейчер» (Nature), что он хочет изменить гены в человеческом эмбрионе, чтобы производить детей с отредактированным геномом. Такое заявление вызвало серьезную обеспокоенность. РНФ не поддерживает это начинание, говорит его директор Александр Хлунов, хотя он не исключает возможность финансирования в будущем «нравственно ответственной» научной работы, направленной на редактирование генома человека. Бюджет у фонда невелик, составляя на текущий год 21 миллиард рублей. Это в несколько раз меньше, чем у соответствующих организаций в Германии или в США. Но добиваясь того, чтобы зарубежные ученые давали экспертную оценку проектным предложениям, и заключая двусторонние соглашения со спонсорами из Германии, Японии, Индии и других стран, РНФ повышает качество российских исследований, говорит Хлунов. Большую пользу от этого получил физик Александр Родин, чьи исследования состава марсианской атмосферы финансирует РНФ и Немецкое научно-исследовательское общество (DFG). В 2016 году он стал руководителем группы в Московском физико-техническом институте. «Я всегда мечтал о том, чтобы создать собственную лабораторию в России», — говорит Родин. Разработанный им лазерный спектрометр будет установлен на спускаемом аппарате при высадке на Марс в рамках программы «ЭкзоМарс». Запуск космического корабля на Марс состоится в 2022 году, и Россия осуществит его совместно с Европейским космическим агентством. По словам Родина, участие в международных космических программах очень важно для России, чтобы утвердиться в качестве лидера космических исследований. «Если мы отказываемся от соперничества в космосе, мы отказываемся быть русскими», — говорит он. Но институты, где работают Родин и Курлов, являются по уровню государственной поддержки исключением для страны, где инвестиции в НИОКР по-прежнему крайне незначительны. На протяжении двух десятилетий расходы на исследования и разработки составляли около 1% валового внутреннего продукта. Эта доля намного меньше, чем у других крупных научных держав. В 2012 году Путин поставил цель — к 2018 году довести расходы на науку до 1,77% от ВВП. Но этого не произошло. Не достиг Путин и другой цели: чтобы к 2020 году пять российских университетов вошли в первую сотню мировых лидеров (в первой сотне их нет ни одного). Если правительство исполнит свои текущие планы по расходам, ассигнования на НИОКР к 2024 году составят лишь 1,2% от ВВП. Об этом говорится в аудиторском отчете по научному сектору, который в феврале этого года опубликовала Счетная палата, являющаяся парламентским органом по контролю за федеральными финансами. Аудиторы также отметили, что львиную долю средств на исследования и разработки в России, включая промышленную и научную работу, по-прежнему выделяет государство, в отличие от большинства ведущих в области науки стран. В этих странах большую часть исследований финансируют частные компании. Пренебрежительное отношение российской промышленности к НИОКР — это серьезная проблема, соглашается с аудиторами заместитель министра науки и высшего образования Григорий Трубников. Сколтех должен улучшить ситуацию, ведь технологические фирмы, которые будут работать в разрастающемся вокруг института научном парке, получат налоговые стимулы и государственные субсидии. Но пока это не привело к серьезному росту коммерческих инноваций, говорит экономист Сергей Гуриев, уехавший из России в 2013 году и сейчас работающий в Париже в Институте политических исследований (Sciences Po). Пожалуйста, публикации Но одна из целей Путина, похоже, достигнута. Поскольку научная продуктивность России почти не увеличивалась на протяжении двух десятилетий, президент сказал, что ее ученые должны производительнее работать на мировой сцене. Университеты стали давать ученым премии и доплаты за публикацию работ в международных базах данных, говорит вице-президент РАН Хохлов. Количество таких работ с фамилиями российских авторов резко увеличилось (в два с лишним раза с 2012 по 2018 год). В декабре прошлого года Национальный научный фонд США сообщил, что за прошедшее десятилетие Россия поднялась с 14-го на седьмое место по количеству научных публикаций. Более тщательный анализ указывает на то, что ситуация здесь намного сложнее. Отчасти такие цифры появились в силу того, что в международные базы данных начали заносить больше российских научных журналов, из-за чего сегодня непонятно, насколько увеличилось количество научных работ. И хотя по меркам цитируемости научное влияние России медленно возрастает, оно по-прежнему намного ниже среднемирового показателя. В январе разразился скандал с публикациями. РАН объявила, что ее комиссия по противодействию фальсификации научных исследований раскрыла факты широко распространенного плагиата в работах, публикуемых в русскоязычных научных журналах. Было отозвано более 800 таких работ из области гуманитарных, общественных, медицинских и сельскохозяйственных наук. Следствие продолжается, и возможны новые отзывы. «Мы серьезно взялись за эту проблему», — говорит Хохлов. Упомянутые работы появлялись в журналах, которые не были занесены в международные базы данных, и поэтому они не входят в общенациональный счет публикаций. Таким образом, они не относятся к тем работам, число которых хотел увеличить Путин. Тем не менее, оказываемое на российских ученых давление, чтобы они больше публиковались ради своей карьеры, порождает недобросовестное поведение, говорит биоинформатик Михаил Гельфанд, работающий в Сколтехе в Центре наук о жизни и участвовавший в расследовании. «Надо обязательно отзывать работы с плагиатом и осуждать самых злостных нарушителей», — заявляет он. Международные трения Еще одна характерная черта российской науки состоит в том, что за последнее десятилетие существенно сократился объем международного сотрудничества. Отчасти это вызвано тем, что рост числа рукописей российских авторов превзошел небольшое увеличение количества международных работ. Но это также указывает на политическую напряженность. Аннексия Крымского полуострова в 2014 году нанесла ущерб международным отношениям в сфере науки, особенно с Соединенными Штатами. Ученые двух стран продолжают сотрудничать, однако официальные российско-американские научные связи в 2014 году были прекращены, за исключением соглашения о сотрудничестве, подписанного в прошлом году между РАН и Американскими Национальными академиями. Ученым придется просто жить с этими реалиями, говорит Гленн Швейцер (Glenn Schweitzer), занимающийся вопросами науки и дипломатии в Американских Национальных академиях. «Ценность долгосрочного российско-американского сотрудничества по глобальным проблемам бесспорна, — продолжает он. — Но научные обмены будут и дальше сокращаться, поскольку одна страна проводит политику, противоречащую интересам другой». Швейцер надеется, что пауза будет недолгой, потому что Россия и Соединенные Штаты поддерживали научное сотрудничество во времена прежних политических конфликтов, таких как холодная война. Тем не менее, Россия участвует в крупных международных исследовательских проектах, таких как Международная космическая станция, лаборатория физики высоких энергий ЦЕРН возле Женевы, проект международного экспериментального термоядерного реактора ИТЭР во Франции, Европейский рентгеновский лазер на свободных электронах под немецким Гамбургом и Центр по исследованию ионов и антипротонов, который строится в Дармштадте. Германия является особенно важным научным партнером для России, поскольку в настоящее время две страны осуществляют почти 300 совместных научно-исследовательских проектов. Среди них исследования в Арктике, которая обретает огромное геостратегическое значение. В настоящее время осуществляется проект MOSAiC (многопрофильная дрейфующая обсерватория по изучению изменений арктического климата). Это рассчитанная на год программа исследований в Арктике, в которой участвуют 300 ученых, разместившихся на борту немецкого исследовательского судна, дрейфующего вместе с морским льдом. Обеспечивают работу экспедиции главным образом российские суда снабжения. Волокита и вмешательство Еще в 2010 году российское правительство запустило программу визитов для зарубежных ученых. На сегодня 272 ученых из 31 страны (149 иностранцев и 123 эмигрировавших за границу россиянина) получили «мега-гранты» на открытие лабораторий в России. Эта программа могла бы сделать для российской науки еще больше, если бы не сопутствующая ей назойливая бюрократия, говорит итальянский онколог Джерри Мелино (Gerry Melino), работающий в Кембридже в отделе токсикологии Британского медицинского научно-исследовательского совета. В 2010 году он получил грант в размере 4,9 миллиона долларов на создание цитологической лаборатории при Санкт-Петербургском государственном технологическом институте. Он проводил в этом городе ежегодно по три месяца, пока грант в 2016 году не закончился. Студенты там отличные, говорит Мелино, но местные администраторы, отвечающие за утверждение закупок и повышения, это настоящая головная боль. «Как может измениться система, если вы даете деньги людям, которые почти ничего не знают о современной науке?» — спрашивает он. В этой системе особенно трудно разобраться иностранным ученым. «Иностранцу, который не владеет языком и не разбирается в местном менталитете, почти невозможно понять российскую бюрократию», — говорит Мелино. Покупка лабораторного оборудования и реагентов у иностранных поставщиков остается проблемой, даже для российских ученых. «Если я работаю за пределами родины, я получаю нужный мне реагент на следующий день, — сказала в 2018 году на встрече с Путиным биохимик из Московского государственного университета имени Ломоносова Ольга Донцова. — В нашей стране мне приходится ждать минимум три месяца и платить в два-три раза больше. Это проблема, которая вынуждает молодежь отдавать предпочтение работе за границей». После того разговора правительство уменьшило объем бумажной работы, необходимой для импорта лабораторных материалов. Обычные реагенты и пластические материалы сейчас поставляют российские компании. Но доставка химикатов, которые производятся только в США или в Евросоюзе, остается проблемой, говорит Донцова. «Нам по-прежнему приходится ждать до четырех месяцев, пока из-за границы не доставят определенные антитела и клеточные культуры», — рассказывает она. Кроме того, российские ученые должны заранее получать разрешение на обмен экспериментальными образцами с зарубежными партнерами. Ученых также тревожит политическое вмешательство. Международным неправительственным организациям, в том числе, природоохранным и по борьбе с ВИЧ, не дают работать в России, если они получают финансирование из-за рубежа. А в 2015 году был закрыт московский частный фонд «Династия», который финансировал науку, потому что российское Министерство юстиции навесило на него ярлык нежелательного «иностранного агента». В конце прошлого года ведущие ученые РАН осудили полицейскую операцию, проведенную в Физическом институте им. Лебедева, который является одним из ведущих научных центров физики в России. В октябре в здание института ворвались вооруженные полицейские, которые обвинили его директора Николая Колачевского в том, что он содействует контрабанде в Германию. Если конкретно, то речь идет о паре стекол, якобы имеющих военное назначение. Их сделала одна из дочерних компаний этого института. Позже полиция сняла предъявленные обвинения, однако следствие продолжается, говорит Колачевский. Он отвергает обвинения в контрабанде и в прочих преступлениях. «НИИ не на пользу, когда его называют контрабандистским логовом, поскольку моя задача — привлекать молодые таланты», — говорит директор. Появились признаки того, что правительство начинает прислушиваться к критике. Министр науки Валерий Фальков, занявший эту должность в прошлом месяце, начал свою работу с того, что отменил многократно раскритикованный приказ от 2019 года, согласно которому российские ученые должны были получать официальное разрешение на посещение их институтов иностранными исследователями. Заместитель Фалькова Трубников настаивает, что ситуация меняется. «Мы хотим быть открытыми и надежными партнерами с прозрачными правилами», — говорит он. Условия работы у ученых улучшаются, но темпы перемен слишком медленные, отмечает Колачевский. Из-за многолетних упущений Россия потеряла целое поколение ученых. В Физическом институте им. Лебедева, говорит он, научные кадры стареют, а ученых среднего возраста очень мало. Теперь ему нужно воспитывать новых руководителей из числа молодых аспирантов. «Происходит слишком мало, и длится это слишком долго», — заключает он.