Ксения Раппопорт: «Так, как я сама себя обругаю, всё равно никто не сможет»
Ксения, мы встречаемся после показа конкурсного фильма «На близком расстоянии». Почему режиссер Григорий Добрыгин во время представления перед показом сказал вам спасибо за долготерпение?
Дело в том, что с Гришей действительно нужно большое-большое терпение, потому что он может быть очень упертым, очень занудным. Когда ему что-то нужно, то иногда это понятно только ему одному, что именно. Я, например, поняла это только сегодня, когда увидела сложенную целиком картину, — я наконец стала видеть и понимать, чего он с таким упорством добивался. (Улыбается.) Но это бывало просто мучительно: 20–30 дублей одного и того же движения... молча... и никто не понимает, чего именно мы хотим достичь. Это было довольно непросто, и сам Гриша это понимал. Ну и молодец! Когда точно знаешь и чувствуешь, то добиваться этого — правильно. Сегодня увидела результат и скажу, что это полностью Гришино кино, его история, его ритм, его способ существования, его цвета, его движения камеры. Вот вроде бы мы все в этом участвовали, но всё равно, это настолько Гриша, что я очень дистанцированно сегодня смотрела этот фильм. Мне, наверное, первый раз в жизни удалось посмотреть свой фильм как зрителю. Обычно ведь ты смотришь на свою работу — видишь ошибки, неточности или где ты имел в виду одно, а в монтаже получилось другое и т.д. А здесь я смотрела на это как на Гришино высказывание и радовалась, удивлялась, смеялась, видела много юмора, самоиронии его по отношению к себе.
Мне кажется, вы сейчас описали, как надо на самом деле смотреть кино, в котором ты снялся. Как на высказывание режиссера. Или нет?
Да, но так не получается. Все-таки чаще всего, по крайней мере по моему опыту, ты выступаешь не просто исполнителем воли режиссера, а соавтором. А в данном случае я максимально старалась понять, уловить Гришин посыл, поэтому, скажем так, я безответственно смотрела. Я поняла, что Гриша настолько точно здесь добивался своего — даже из тех 40 дублей выбирал то, что он хотел, что я за это по большому счету не отвечаю. Это Гриша, и это абсолютно авторское кино.
А что он имел в виду? Мнения разные, у меня есть свое, интересно, что вы скажете.
Во-первых, мне кажется, что он говорит про себя в этом фильме. Это не история про некую артистку, которая что-то сделала. Думаю, он говорит про себя на самом деле очень болезненные вещи, но делает это с очень хорошей, такой здоровой самоиронией. Мне это импонирует вообще в людях, в авторе фильма особенно. Гриша не просто страдает по поводу того, что мы бываем фальшивыми, что мы боимся своих чувств, чужих людей, мнения окружающих, боимся болезней, микробов, чужой беды, собственных детей, да просто боимся жить. Он говорит про это с большой долей самоиронии и очень открыто. Вот это я увидела. Тотальное одиночество. Но и юмора много, я вот, например, смеялась. (Смеется.) Не знаю, может, это странно рассказывать: весь зал сидел и не реагировал, не смеялся, а мы смотрели и ржали.
Мне кажется, вашего много в фильме «Мама, я дома». Все пишут, что там ваша «самая мощная» роль, «самая-самая», а у меня почему-то была отсылка к «Юрьеву дню». Вы как считаете, это на сегодняшний момент самая мощная ваша роль?
Ой, я вообще...
Такими категориями — нет?
Это для меня очень дорогая работа, потому что мы испытывали на площадке огромный кайф. Сам процесс был настолько упоительным, как-то мы все так подобрались друг к другу — это, конечно, Володина (Владимир Битоков — режиссер фильма «Мама, я дома». — Прим. OK!) заслуга. А Ксюша Середа (оператор фильма) — какой мастер своего дела! Она невероятно одаренный человек, талантливый, я просто в нее влюблена. Я наслаждалась процессом, наслаждалась тем, как работали Ксюша, Володя, Юра (актер Юра Борисов. — Прим. OK!), как работали мои партнеры, которые часто не были профессиональными артистами, — это было и сложно, и интересно. Да и сама история... Ее написала Маша Изюмова — тоже молодая и очень талантливая. В общем, всё было огромным кайфом. То, что в любви создаётся, всегда потом чувствуется. А еще все были очень сосредоточены на том, что делали, абсолютно все. Этот настрой создавал Володя Битоков — любовь и сосредоточенность.
Еще писали, что вы там «другая». Но вы же всегда другая.
Спасибо. (Смеется.) Но тут я хочу поблагодарить прекрасную и чуткую Марину Михневич — нашего художника по гриму.
А вообще, как вы относитесь к высказываниям коллег, следите за тем, что говорят?
Я такой страшный самоед и самокритик. Так, как я сама себя обругаю, всё равно никто не сможет. (Смеется.) Конечно, очень приятно, когда подходят коллеги и говорят тебе какие-то хорошие слова. У меня есть несколько людей, к которым я прислушиваюсь очень серьезно и понимаю, что там я услышу не просто похвалу или критику, но какое-то конструктивное объяснение и на этом можно будет чему-то научиться. Такие люди есть, их немного.
Очень жаль, что «Мама, я дома» не в конкурсе. По-моему, это приз за лучшую женскую роль. Когда вы смотрите на уровне даже сценария, думаете о том, что это будет какой-то вызов и об этом кино будут говорить?
В этот сценарий я влюбилась сразу и очень хотела сыграть эту роль. Хотя я совсем не похожа на водителя автобуса в Нальчике.
Но вы же актриса.
Да-да, поэтому-то мне и было это очень интересно. Ведь зритель привыкает видеть актера в одном каком-то амплуа.
Зритель привыкает или режиссеры с продюсерами?
Все привыкают. Спасибо, что не побоялись меня попробовать.
При всем вашем самоедстве, вы довольны?
Да. По-моему, это хороший фильм. Хорошая история, хорошая команда и хороший фильм. Мы постарались честно рассказать историю Тони.
С любовью.
Я помню вас, когда вам вручали награду за «Юрьев день». Вы были совершенно растерянной, немножко по-детски держали эту награду. Когда вас поздравляли, вам было и приятно, и неловко. Это такое хорошее чувство, когда ты, с одной стороны, радуешься, а с другой — «ну извините, пожалуйста, что это я».
Да-да, это питерское — за всё извиняться. Есть такое. Но я работаю над этим, потихонечку получается. Это хорошо, когда ты к себе предъявляешь большой счет, но иногда нужно относиться ко всему немножко легче, не так серьезно.
Я сегодня посмотрела ролик Mercury: ужасно смешной, трогательный, с эмоциями. Две минуты, три актрисы, три истории. Вы не работали никогда с Аней Меликян?
Нет, это мой первый опыт. Мы с Аней работали впервые, и я получила огромное удовольствие.
А мне почему-то кажется, что это ваш режиссер, — может, я ошибаюсь.
Ваши слова да Ане в уши. (Смеется.)
Как вам работа? Хотя она двухминутная, всё равно пришлось…
Ну, во-первых, это мой первый опыт работы в рекламе, я всегда очень боялась почему-то — тоже, наверное, стеснение. Это первый мой опыт, и он какой-то очень радостный получился. Во многом благодаря Ане, потому что она это придумала и сочинила, к тому же откликнулась на мои хулиганские предложения, очень это почувствовала — с ней очень легко, быстро и при этом осмысленно.
История ужасно смешная, ироничная — хочется продолжения.
Сериал. (Смеется.)
Кстати про сериалы. Сейчас же очень много платформ, много интересного контента, нет ли у вас желания с кем-нибудь поработать?
Мы сейчас как раз сняли пилот. Автор сценария — Семён Слепаков, режиссер — Петя Буслов. Скоро продолжим снимать остальные серии. Смешная и трогательная история про детство Семена. Мы с Костей Хабенским играем его родителей.
У вас ведь был режиссерский дебют здесь, классная была короткометражка. Не двигаетесь дальше?
Да, это было весело тоже, интересно, но пока нет. Режиссура, наверное, должна рваться у тебя изнутри, так, что уже не можешь не снимать, — я пока могу.
То есть попробовали, но не вкусили?
Понимаете, это была благотворительная история, и я режиссировала там самой собой, поэтому это скорее такая самостоятельная работа, режиссурой это не назвать. Мне очень понравилось монтировать — да, вот это мне понравилось. Монтажером я бы поработала, поучилась бы у мастеров. Это очень интересный процесс, очень важный и сильно определяющий результат.
В какой-то момент вы стали проще относиться к тому, что это работа коллектива и не надо так сильно переживать?
Мне кажется, я нахожусь на переходном этапе.
Это как-то связано с какими-то внутренними процессами?
Конечно. Именно с внутренними. Я ко многому стала относиться проще, жестче. Меньше трачусь на переживания, больше на действия. Или принимаю факт того, что чего-то я изменить не могу.
Возвращаясь к фильму Гриши. Это понятно, что история пандемии на поверхности, такой разговор человека с самим собой… А каким был ваш разговор с самой собой?
У меня не случилось такой изоляции длительной, в которой бы я столкнулась сама с собой и меня бы это поменяло, потому что мы работали до последнего. Изоляция наш процесс работы над «Мама, я дома» разделила на две части, из-за чего у нас были проблемы с поменявшимся временем года. Мы до последнего дня работали, все уже остановились, а мы продолжали работать. А как только стало возможным возобновить работу, сразу же ее возобновили. Изоляция у меня прошла с младшей дочерью, мы были страшно счастливы провести вместе столько времени. У Софии шло дистанционное обучение, на которое уходила куча времени. То есть у меня не было возможности заскучать и понять, что я не знаю, чем заняться, — вообще нет, не произошло такого.
А вообще, были ситуации, когда хотелось работать, чтобы не иметь разговора с собой?
Надо сказать, что я так живу много лет уже. Мне, напротив, наверное, не хватает какой-то разреженности, потому что слишком всё подряд, слишком всё налезает одно на другое, особенно в этом году. Мне, наоборот, не хватает этого времени.
Но сознательно вы его не избегаете?
Нет, я обожаю одиночество, просто очень люблю. Мне очень хорошо одной. И мне это редко удается. Я об этом мечтаю.
Но, наверное, ненадолго?
У меня очень рано появился ребенок, а как только вырос первый, сразу появился второй. (Улыбается.) Всё мое свободное время принадлежало и принадлежит детям, поэтому вот этого самого одиночества мне не хватает, очень. Это здорово, это прекрасно, но с самой собой мне пока побыть некогда, я всё время в диалоге с детьми. (Смеется.)
Учитесь у них или они вас уже учат?
Учат, еще как!
Они похожи на вас или, наоборот, другие?
В чем-то похожи, а в чем-то совсем другие. Мне нравится, что у обеих есть чувство юмора, и это, конечно, от меня. (Смеется.) Вот это самоедство тоже, к сожалению, передалось уже обеим.
Удается это корректировать?
Не особенно. С Аглаей вот уже поздно, человек сформировался. Она часто говорит: «Блин, мама, я прямо как ты, да что же это такое!» — то, за что она меня ругает, то же она и в себе наблюдает. Но с младшей стараюсь на это обращать внимание, меньше ей это транслировать.
Есть мнение: «Чтобы понять питерского режиссера, нужно родиться в Питере». Чтобы понять питерскую актрису, нужно родиться в Питере?
Питерская актриса — смешно звучит, как ругательство какое-то. (Смеется.) Имеется в виду, что мы, питерские, все очень замороченные, печальные и сложные? Ну да. Мы же болотные жители. Солнца не видим. Снег. Ветер. Холод. Слякоть. Мрак. И великая красота этого города. Не знаю, что тут непонятного. По-моему, всё очевидно. (Смеется.)