«Может, жребий нам выпадет счастливый...»

Мы застаем сестер Прозоровых в провинции, в доме, который не стал для них родным. Собственно, дома по существу нет. Прозоровы не обжили это пространство. На сцене выстроены две стеклянные плоскости, уходящие к колосникам и напоминающие лестничные клетки высотных домов (если смотреть на них снаружи). Ольга, Маша и Ирина лелеют в памяти прошлое: жизнь в московском доме под крылом отца, бригадного командира. Они пытаются заглянуть в будущее, абсолютно уверенные в том, что оно будет прекрасно.

Первая сцена именин Ирины полна светлой радости, легкости, и кажется, что компания очень разных людей все равно крепка общим настроением, взаимным пониманием. Сестры держатся вместе: Ольга (Наталья Лопатина), Маша (Злата Лазовская), Ирина (Ольга Абалмасова). Сейчас их воспринимаешь как общий образ. И одеты они в одинаковые платья с воротниками-матросками, и обуты они в одинаковые белые туфли. И так к месту объединившая всех песня из позднего времени («После дождичка» Исаака Шварца на слова Булата Окуджавы), в которой тесно сплетены и счастливые воспоминания, и память об утратах, и надежды на грядущую милость судьбы. А когда один из гостей, подпоручик Федотик, запустит принесенный в подарок волчок, все примолкнут, завороженные.

Это очень важная сцена, и режиссер «прикрывает» ее (ведь строго говоря, она актерски не сыграна) еще одной, знаменитой в 60-е годы прошлого столетия песней Новеллы Матвеевой «Летучий голландец»:

«Летучий голландец» на дрова пойдёт,

Кок приготовит нам на этих дровах

Паштет из синей птицы...

Зловещий образ с намеком на близкие драмы. Позже еще раз мелькнет эта песня, и голос Елены Камбуровой внесет в нее особую исповедальную ноту.  Главные герои пьесы молоды, но все очень остро ощущают исчерпанность жизни. Настойчиво звучит фраза «нужно трудиться», но никого работа не радует. И самое грустное: любовь обошла каждого из них стороной.



Сцена из первого действия.

Старшая из сестер Ольга переживает свое одиночество. Маша живет с нелюбимым мужем, а летучий роман «урывочками, по кусочкам» с Вершининым оканчивается с передислокацией и отъездом бригады.

Ирина готова выйти замуж за влюбленного в нее Тузенбаха, хотя никаких чувств к нему не испытывает. Безответна и любовь к ней Соленого. Андрей Прозоров, женившись по страстной любви, быстро остывает, разглядев в своей избраннице Наташе «шаршавое животное». И даже старинный друг семьи Прозоровых доктор Чебутыкин признается, что безнадежно любил мать Андрея и его сестер.

И смирится со своей судьбой Андрей (Виктор Журавлев), которому уже не быть ни профессором, ни счастливым отцом семейства. Уйдет навсегда Вершинин (Артем Лопатин), в этой версии человек неяркий, которого Маша, скорее всего, полюбила как гостя из московского прошлого. И пиком драмы станет монолог Чебутыкина (Валерий Башлыков), который расплачется над своей судьбой, уверяя всех, что жизнь только казалась, а по существу ее и не было вовсе.

...Во втором действии две стеклянные плоскости плотно сдвигаются, и по ту сторону стекла оказывается только Соленый (Максим Ушмаев), который, словно подстегивая в себе кровожадное чувство, обещает подстрелить барона Тузенбаха «как вальдшнепа», и намерение это осуществляет.

Цинично-врачебное из уст Чебутыкина «одним бароном больше, одним меньше – не все ли равно...» тем не менее опровергается этой сценической историей. Она определенно рождает сочувствие к людям, которые знают столько «лишнего», не нужного городу, в котором живут.

А вот уходящий на дуэль Тузенбах (Роман Пылаев), не дождавшись от Ирины, чтобы она сказала ему на прощание «что-нибудь», все же просит позаботиться о чашечке кофе для себя. Может быть, в эту минуту, пораженный черствостью Ирины, он уже мертв, а может быть, это крошечная попытка «приманить» будущее, которое непременно должно быть радужнее сегодняшнего дня.

Не мается тут проклятыми вопросами только Наташа (Ирина Володина). Она всех выжила из дома. Скоро вырубит еловую аллею и велит насажать цветочки. И уже сейчас сторож Ферапонт вывозит на тележке бесчисленные горшки с цветочками, расставляя их по пустому пространству.

Отчего же худшие так часто одерживают верх? Причем в одиночку над целым семейством. Пока благородные философствуют, наглые отнимают дом. С упоением верховодя в нем, уже Наташа делает Ирине замечание, осудив цвет ее пояса: взяла реванш за то смущение, которое она испытала, впервые переступив дом Прозоровых. Для полного счастья у нее «романчик с Протопоповым», который неприятен сестрам. Они вообще не жалуют штатских. Исключительно офицерское общество с детства и по сей день – органическая среда Прозоровых. В спектакле сестры надевают шинели поверх платьев: вероятно, они придают ощущение защиты. Что же касается тяги в Москву, Вершинин резонно замечает, что, вернувшись туда, они наверняка перестанут замечать ее. И вправду, дело вовсе не в том, что они живут в провинции. Потерять себя можно и в столице. Дело в душевном состоянии людей, чувствующих себя обманутыми жизнью.

Каждое поколение читателей-зрителей трактует пьесу по-своему. В год серьезных студенческих волнений – 1901-й – молодая интеллигенция воспринимала пророчество Тузенбаха: «...Пришло время, надвигается на всех громада, готовится здоровая, сильная буря» - как предвестник перемен.

После спектакля «Три сестры» в Таганрогском театре им. А.П.Чехова я услышала разговор довольно молодых родителей с сыном, по виду старшеклассником:

-Ну, как тебе спектакль?

- Я не понял: чего все рвутся в Москву, а не едут? Рельсы же не разобрали.

Вот такая новая генерация зрителей: им проще понять сложности цифровых технологий, чем рефлексию людей, у которых между намерением и поступком – пропасть.

Но какие бы сиюминутные ассоциации ни извлекались из чеховского текста, мучительный зазор между словами и поступками всегда будет волнующей темой. Решать проблему всякий раз приходится заново.

Фото Сергея Плишенко

Краткие обзоры книг - в нашем проекте "Одна минута – одна книга"