Как царские финансисты превратили зерно в банковский актив
В начале XX века на долю Российской империи, страны в основном крестьянской, приходилась четверть мирового экспорта зерна. Ежегодно 15–18% всех хлебов, собранных на российских полях, экспортировалось за рубеж, преимущественно в страны Западной Европы. Устойчивость госбюджета царской России прямо зависела от успехов хлебного экспорта, налоги и таможенные сборы с которого обеспечивали до половины всех поступлений в казну. Однако русское зерно на мировом рынке той эпохи встречало сильных конкурентов – продукцию с полей США, Канады и Аргентины. Еще на исходе XIX в. специалисты отмечали, что преимущества конкурентов «заключаются не столько в условиях производства, сколько в организации перевозки и торговли». Американский экспорт зерна опирался на развитую систему элеваторов, тогда как в России подобная инфраструктура была откровенно слаба.
В 1910 году Российской империи, недавно пережившей поражение в войне с японцами и революционный кризис, крупно повезло – высокий урожай хлеба совпал с недородом у конкурентов и пиком цен на сельхозпродукцию в Европе. Российский экспорт пшеницы в том году составил 50,7% от общемирового и обернулся щедрыми поступлениями в казну – стоимость проданного за рубеж хлеба составила 86% от всего отечественного экспорта. На гребне такого успеха царский минфин подсчитал, что выручка могла бы быть еще больше, имей страна современную сеть элеваторов и зернохранилищ.
Главные финансисты империи представили правительству красноречивую статистику – емкость всех хранилищ зерна в стране не превышала 159 млн пудов при потребностях минимум 300 млн. С элеваторами, т. е. механизированными зернохранилищами, обстояло еще печальнее – при потребностях 150–175 млн пудов наличная емкость была на порядок меньше, около 17 млн.
Неудивительно, что 25 ноября 1910 года Совет министров одобрил предложения минфина о постройке в стране масштабной сети казенных элеваторов. Удивительно для нашего современника другое – строительство новейших зернохранилищ поручили не профильному министерству (тогда Главное управление земледелия), а Государственному банку! Странный на первый взгляд выбор объяснялся просто: именно кредиты Госбанка являлись в ту эпоху одним из основных инструментов управления хлебным экспортом.
Главный банк Российской империи еще с XIX в. охотно выдавал ссуды под залог товарного хлеба, но в отсутствие развитой системы хранилищ заложенный хлеб оставался у производителя, что делало такое кредитование рискованным. Сеть собственных элеваторов не только снимала эти риски, но и позволяла расширить «хлебный кредит» и, соответственно, увеличить экспорт зерна. К весне 1911 года Госбанк принял программу по строительству 84 новейших элеваторов. Первый из них, на станции Грязи (ныне Липецкая обл.), заработал уже в ноябре 1912‑го – показательно, что на его торжественном открытии лично присутствовал главный банкир империи, управляющий Государственным банком Алексей Коншин.
В структуре Госбанка был создан отдел зернохранилищ, а элеваторы фактически стали выполнять и роль банковских филиалов. Кроме услуг по хранению и транспортировке, они выдавали кредиты – до 80% стоимости сданного на элеватор зерна. Таким кредитованием могли воспользоваться уже не только крупные производители-помещики, но и простые крестьяне – минимальный кредит выдавался под 25 пудов зерна сроком на 6 месяцев. Сданный хлеб автоматически считался застрахованным от пожарных и прочих рисков.
До того как Первая мировая война сломала всю внутреннюю экономику, Госбанк успел ввести в эксплуатацию 26 элеваторов и запланировал к постройке еще 300. Однако в июле 1915 года зернохранилища Государственного банка по приказу свыше прекратили прием частных грузов, чтобы полностью перейти на обслуживание нужд армии и фронта. Говоря языком официальных документов тех лет, «приспособлены исключительно для приема воинского зернового продукта».