Хутор

Собственно карелы (они же карелы северные) жили, конечно, и большими деревнями. Но как только пахотной и сенокосной земли становилось мало, отдельные семьи уходили «на новину».

Место готовили заранее: вырубали (или выжигали) лес, ставили дом. И на хуторе поселялась молодая семья. За двадцать-тридцать лет семья разрасталась, взрослые дети уходили на новые места. Именно так, через хуторскую систему шло освоение новых земель.

Северный хутор от южного отличался — ставили его вдали от дороги (если дорога вообще была), на берегу реки или озера. Воды и леса в Карелии много — есть где поселиться. Традиция сохранялась и при советской власти, коллективизация до северной глуши не всегда могла дотянуться.

— Для севера Карелии такая особенность поселенческой сети была характерной, — говорит Юрий Килин, доктор исторических наук. — Говоря о севере, я имею в виду территорию от нынешней границы Мурманской области примерно до Падан. Хуторская традиция: дети крестьян отселялись от родителей, выходили на новые участки (обычно селились вдоль берегов озер, иногда рек). Строили один-два дома, давали месту имя, обычно по имени хозяина. В зимнее время связь — лошадь и сани, в летнее — лодка, обычно с парусом. Рядом моими родными Реболами таких хуторов было, наверное, около двадцати, если не больше.

Больше всего хуторов было в Беломорской Карелии и в Повенецком уезде. Многие деревни, по сути, и состояли из хуторов (как в Финляндии).

Хозяйство было комплексным: охота, рыбная ловля, собирательство (от грибов-ягод до птичьих яиц). Земледелие под подсеку, животноводство. Часть дохода — торговля лесным «сырьем» (развозили по торгам на восток и запад рыбу, птицу, пушнину). Кустарщики продавали изделия из дерева, бересты, глины. Заготовляли смолу и деготь, а еще раньше — варили соль. На подхвате была болотная руда для старых заводов, в постреформенное время — лес. На все руки мастера.

— Припоминаю одно почти мифологическое свидетельство, — говорит Алексей Конкка, старший научный сотрудник сектора этнологии Института языка, литературы и истории КарНЦ РАН. — В нынешнем Муезерском районе стоял хутор из двух домов. И в этой семье проживали вместе, если мне не изменяет память, сорок один человек. Есть такой термин — «большая семья» (когда кроме родителей, детей и внуков вместе живут еще тетки и дядьки с семьями). Так вот это была действительно большаааая семья!

Когда семья богатела, требовались дополнительные рабочие руки. Нанимали батраков (казаков, как в Карелии говорили), хоть бы из дальних родственников. На определенном этапе батраку, который обзаводился семьёй, хозяева могли выделить надел в лесу для строительства хутора.

Когда мой дед Олексей (ударение на О) женился, хозяин выделил ему землю и помог построить дом. Дело происходило в пяти километрах от Вокнаволока, где стоял богатый хутор Иутала. Дед мой построился в паре километров от него, хутор назвали Салменкорва.

Именно здесь, десятым ребенком в семье родился мой отец Пекка Пертту.

Уже в 19 веке большие, отдельно живущие семьи становились редкостью — поколения не уживались вместе по разным причинам. Без домостроя, без дисциплины безоговорочной такая система могла развалится.

Окончательно нарушила традиционный уклад советская власть, единоличников не приветствовавшая. А в 1930-е, в годы шпиономании жизнь на хуторе стала просто невозможной — хозяев выселяли, дома разрушали. Особенно на приграничных территориях, во избежание диверсий и терроризма.

Суднозеро

Суднозеро (раньше деревня называлась Venehjärvi, «лодка-озеро») сегодня легко проехать, не заметив. Путь из Вокнаволока в Калевалу и без того вынимает из путешественника всю душу. Лишний десяток километров по отворотке впечатление только усиливает. Но это как испытание в народной сказке: одолеешь — и награда.

Таким увидел (и запечатлел) Venehjärvi финн Инто Конрад Инха. В 1894-ом году он путешествовал по Беломорской Карелии, шёл тропой Лённрота.

В конце 19 века Суднозеро было большой деревней, окруженной хуторами. Сегодня здесь живут всего два человека: Сантери Лесонен и его жена Нина.

— Нашу семью выселили из Суднозера в начале 60-х. Хрущев начал курс на ликвидацию «неперспективных» деревень, и пошли клочки по закоулочкам, — вспоминает Сантери. — До конца 80-х место пустовало. А 91-ом землю чуть было не отдали под дачные участки. И тут я подхватился, объехал братьев (один к этому времени жил в Ведлозере, другой в Калевальском районе). И в одну ночь мы приняли решение: вернуть к жизни родную деревню.

Приехали сюда с Ниной и тремя детьми. Возили их за 25 километров в школу (что делать!). Восстанавливали родовой дом. Изучали семейную историю.

Семья жила у озера с 16 века. Первый Лесонен поселился на восточном берегу (озеро тогда было естественной преградой от шведских набегов). А когда шведы угомонились, селиться стали и на западном. Вокруг деревни стояли девять хуторов.

— По церковной переписи 1888 года в Суднозере проживало 216 человек крещеных. На хутора уходили, когда деревня разрасталась настолько, что не хватало пахотной земли. Да и сено — где косить? У нас тут либо в болото, либо в сопку упрешься. Вот и строились за озером, либо на выселках.

Семья Лесонен уже три десятка лет изучает свою историю. Сданы генетические тесты, изучены документы в Российском государственном архиве древних актов, писцовые книги Лопских погостов 15 века.

В семейном архиве — уникальные фотографии. Инто Конрад Инха в своем путешествии 1894 года дважды останавливался в доме Лесоненых. И снял портреты предков: Вихтооры и его детей. Оставил заметки в путевом дневнике.

— Смотришь на эти фотографии, смотришь на себя в зеркало: что-то есть! — говорит Сантери. — Конечно, сегодняшняя наша жизнь далека от тогдашней. Нет нужды коробейничать (сел в машину да съездил в магазин). Рыбу ловим, грибы-ягоды собираем больше для удовольствия, не чтобы прокормиться.

Да, живем уединенно (у нас телефон-то ловит только на кухне). Но скучать некогда, работы на весь световой день хватает. У меня дорога (12 километров) в содержании. Раньше я был инспектором Калевальского национального парка, а с января работаю экскурсоводом. Подняли легенды, истории, создали экскурсионные маршруты. Я ведь не только о Суднозере, о любой деревне окружающей могу мнооого чего рассказать.

Скучать — это от характера зависит. Ты можешь быть одинок в мегаполисе, а в лесной избушке, на хуторе чувствовать себя в центре мира.

Кормило

— У нас сосед в тридцати пяти километрах — это сосед, — говорит Виктор Воробьев, хозяин хутора Ко́рмило. — Есть в десяти километрах, есть в пятидесяти — это все соседи, хоть заборы рядом и не стоят. Мы дружим, и здесь сохранилась традиция друг другу помогать.

Хутор Кормило — в десятке километров от Вокнаволока. Семья Воробьёвых живет здесь уже десять лет.

В Кормило Ольга и Виктор с тремя сыновьями перебрались из Нижнего Новгорода. Дети пошли в деревенскую школу (старший ее уже окончил). Обжились, отстроились. Принимают на хуторе туристов.

— Как мы здесь оказались? Бросили дротик в глобус Карелии! — Виктор вернулся с рыбалки, распрягает снегоход. — А если серьёзно, в Костомукше мы бывали часто — здесь живут Олины родители. И каждый раз табором своим (трое детей!) людей напрягали.

Стали искать дачу. В Кормило тогда стоял один дом, полуживой: краска облупилась, ни воды, ни света. Но кругом-то — красота. И вот едем мы домой, в Нижний (дорога длинная), едем-разговариваем. Если покупать — надо строиться, в таких условиях жить не будешь. Построимся — собаку большую заведем. И котов — хоть десять штук! А может, вообще переедем?

И переехали. Завели лошадей, овец, альпак, самоедских собак. А котов на хуторе теперь запросто и не сосчитаешь.

— Это только кажется, что мы живем в сказке, — говорит Ольга Воробьева. — В зимние каникулы отстояли смену, приняли туристов — вроде, и отдохнуть можно. Но нельзя. Когда живешь на хуторе, всегда есть работа.

Туристы Кормило любят: сельский туризм со всеми удобствами. Сюда приезжают из Костомукши, из Москвы, из Питера. Правда, зовут не всех: место семейное, для тех, кто любит тишину. Любит баню и рыбалку, долгие пешие и лыжные прогулки.

— У нас какая-то такая хитрая зона, приграничная, — Оля заваривает чай. — Мы еще не заграница, но и уже не Россия. Карелия — это совершенно особенная история. Мы ни разу не пожалели, что перебрались сюда. Ни мы, ни дети — причем, детей часто спрашиваем об этом. Старший сын сейчас живет в Финляндии, но он очень близок к нам. От семьи не оторвался, приезжает, помогает. Он знает, что он нам нужен. Может быть — как продолжение этой всей истории — он сюда приведет новую семью. Здесь всем места хватит.