Мыльная опера «немытой России». Почему наше мыло всегда было на высоте
«А господа рыцари в обмен пойдут! На мыло менять будем», — такое заявление под оскорбительный хохот и улюлюканье новгородцев делает Александр Невский в финале одноимённого фильма Сергея Эйзенштейна. Внимательный зритель, конечно, задаётся вопросом: а в чём здесь, собственно, оскорбление?
Шуточка с подтекстом
Кое-кому может даже показаться, что с мылом и — шире — с гигиеной в целом на Руси тогда дела обстояли из рук вон плохо. В самом деле — если жизнь такого завидного пленника, как рыцарь Тевтонского ордена, ценится буквально на вес моющих средств, значит, эти «русские лапотники», не умея сделать даже такую элементарную штуку, как мыло, погрязли в грязи и нечистоте.
Однако фразу князя надо понимать ровным счётом наоборот. Исторические консультанты у фильма были неплохими. И в уста Александра Невского им удалось вложить не один, а сразу парочку оскорбительных выпадов в адрес разбитых крестоносцев.
Во-первых, князь сравнил их со скотом. Да не просто скотом, а скотом уже забитым и разделанным, поскольку мыло производилось как раз из говяжьего, свиного и бараньего жира, что было прекрасно известно всем новгородцам.
А во-вторых, что тоже знал каждый человек князя, на Руси было навалом и своего мыла. Причём зачастую оно превосходило европейское по качеству.
Так что подтекст княжеской шпильки примерно такой: «Вы подобны забитым баранам и настолько ничтожны, что мы готовы обменять вас на продукт, которого у нас самих хватает».
Обогнали Европу
На первый взгляд это может показаться ерундой. Какое ещё мыло на Руси? Всем ведь известно, что мыло — продукт дорогой, европейский, появившийся у нас сравнительно поздно.
В реальности же этот продукт благодаря тесному контакту с Византией появился у нас едва ли не раньше, чем в Европе. Мылу, что производят в сирийском городе Алеппо, до сих пор приписывают массу уникальных свойств и качеств. Собственно, Алеппо и считается «столицей мыла» где-то с VIII в. Но в 962 г. византийский император Никифор Фока отвоёвывает Алеппо у арабов. А в 988 г. князь Владимир крестит Русь, куда устремляется масса греков-византийцев, товарооборот растёт, а в числе товаров фигурирует и мыло. То самое, с которым Европа познакомится лишь сто лет спустя, во время Крестовых походов.
Судя по всему, тогда же у нас начали потихоньку осваивать и технологию производства твёрдого мыла. Во всяком случае, в XIII-XIV вв. новгородцы в своих берестяных грамотах вовсю пишут о «мыле простом» и «мыле немецком жидком». Второе ценилось ниже и в основном употреблялось для стирки, или, как тогда говорили, «шло к портомойному делу».
Конечно, «родное» мыло из Алеппо во все века ценилось и у нас, и в Европе весьма высоко — всё-таки тамошние оливы и ароматный лавр действительно дают уникальное сочетание мягкости и душистости пены. Недаром ещё в XVI-XVII вв. в отечественных «Торговых книгах» и различных «росписях царского обихода» как один из самых желанных и дорогих продуктов проходило именно «мыло халяпское». Нечто похожее хотелось завести и на своих мыловарнях. Но если в Марселе, который стал европейской «мыльной столицей», пытались воспроизвести рецепт из Алеппо, то у нас шли своим путём. И в итоге добились впечатляющих результатов.
Это можно проследить, взглянув на динамику заказов разного мыла для «Его Величества Царского обихода». В XVI столетии бал там правит «мыло халяпское», то есть алеппское, которое в первой четверти XVII в. дополняется «мылом грецким». Скажем, первый царь династии Романовых, Михаил Кроткий, предпочитал именно его: «В хоромы Государю отослано мыла грецкаго 10 кружков, да четочки иерусалимские ароматные». Или так: «Июня в 19 день мыльнику Ларьке Олексееву за брус мыла индейского да за 3 бруса мыла грецкого, что взято к царице, дано 25 алтын». Одновременно в Аптекарском приказе ведутся эксперименты по созданию отечественного душистого мыла, которое сейчас назвали бы туалетным: «Куплено про государев мыльной состав мыла костромского доброго на две гривны, да один золотник масла коричного, два золотника масла анисового, да три чарки водки гуляфные...». Это запись от 1628 г. В следующем году почти все ингредиенты меняют: «Два золотника масла гвоздичного, четыре золотника масла анисового, шесть чарок водки сероборинные...». Тут кое-где нужны пояснения. «Водкой гуляфной» называлась тогда спиртовая настойка на лепестках розы. А «водкой сереборинной» — спиртовая настойка на цветках шиповника-сереборинника. Который, в общем, тоже роза, но всё-таки с другим ароматом.
В итоге уже сын Михаила, царь Алексей Михайлович Тишайший почти полностью переходит на продукцию отечественных производителей — «мыло духовитое костромское» и «мыло духовитое ярославское» лидируют в царских заказах с умопомрачительным отрывом от импорта. Импортное мыло русские цари разве что принимают в дар, поскольку отказать как-то неудобно — тому же Алексею Михайловичу преподнесли «блюдо мыла грузинского», но что это был за продукт, не вполне ясно.
Ценились даже обрезки
О том, как относились к мыльному импорту среди простых людей, отлично иллюстрирует инцидент 1649 г. в Енисейске. Да-да, даже в «дикой Сибири» русские не забывали о гигиене. Так вот, казаки и стрельцы были очень недовольны, когда им «прислали мыло плохое литовское». Что, в общем, неудивительно. Качественное отечественное мыло уже тогда стоило не то чтобы дёшево. Но и не заоблачно дорого. Во всяком случае, стрелец со средним жалованьем 1 рубль, то есть 33 алтына и 2 деньги в месяц, мог себе его позволить. О чём свидетельствуют расходные книги палат царевны Ирины Михайловны — старшей сестры царя Алексея Михайловича и тётки Петра Великого. Между прочим, она отоваривалась в тех же самых мыльных рядах, где и обычные москвичи: «Июня 25 торговому человеку мыльного ряду за косяк мыла простого доброго большого 30 алтын в портомойню к государеву и к царицыну платью на мытьё». Косяк — это мера веса, равная примерно 2 кг. То есть стрелец за своё месячное жалованье мог купить больше 2 кило мыла — а ведь согласно современным санитарным нормам, «при работе с устойчивыми трудносмываемыми загрязнениями на одного человека требуется 300 грамм туалетного мыла в месяц».
Русское мыло элитных сортов стоило, конечно, дороже. И ценилось весьма высоко и здесь, и за рубежом. Так, в описи имущества арестованного гетмана Ивана Сагайдачного фигурируют «два мыла круглых русских духовитых». О том же говорит и жалоба русского купца Волнянки, у которого в 1663 г. в Риге силой отобрали «косяк мыла костромскова духовитого белого» стоимостью в 3,5 руб. Ну а объёмы торговли русским мылом в сопредельных странах не могут не радовать. В 1656 г. новгородский торговый человек Тихон Якимов поставил в Стокгольм 64 косяка костромского простого мыла, 21 косяк ярославского белого, да ещё 15 косяков костромского духовитого... Самое же позорное для шведов, что торговый человек Якимов умудрился впарить им ещё и «обрезков мыльных на 20 ефимков» — оказывается, в Европе за русские мыльные обрезки платили полновесным серебром...
В XVIII столетии развитие мыловаренного производства достигло впечатляющих высот. Известен казус с бароном Отто Генрихом фон Ливеном, жена которого была воспитательницей дочерей и младших сыновей императора Павла I. В 1774 г. барон просил Сенат о выдаче ему привилегии и ссуды на выращивание масличных культур для выработки масла и производства какого-то «венецианского» мыла. Сенат отправил запрос в Мануфактур-коллегию. И та дала обескураживающий ответ: «Просьбу сию следует отклонить, поелику и крестьянство, и разных других чинов люди делают довольно всякого вида мыло без патентов и ссуд». Академик Иоганн Георги счёл нужным добавить: «Каждая почти русская деревня, не только село, имеет своих мыльников, кои дешёвою своею ценою перебивают работу и у городских мастеров». Надо ли говорить, что при такой жесточайшей конкуренции русское мыло просто обречено было всегда пребывать на высоте?