«Про патриотизм только говорят». Кому на руку утрата памяти о подвигах?

В 2020 году исполнилось 25 лет с момента печально известного новогоднего штурма Грозного. В ближайшее время нам предстоит отметить ещё целый ряд трагических дат, связанных с войной на Северном Кавказе. Что происходило в те годы в Чеченской Республике, как изменилась российская армия за последние четверть века и почему необходимо воспитывать у молодёжи патриотизм, рассказал непосредственный участник боевых действий на Кавказе, комендант Чечни с 2003 по 2006 год, генерал-лейтенант Григорий Петрович Фоменко.

Юлия Морозова, «АиФ-Ростов»: Григорий Петрович, вы кадровый военный. В какой момент сами ощутили, как пошатнулся престиж армии?

Григорий Фоменко: Я считаю, что развал армии начался одновременно с развалом страны. Пришёл к власти Михаил Горбачёв, то, что он делал, я иначе как «горбостройка» назвать не могу. Мой товарищ выразился весьма остроумно: «Мы сейчас будто переправу строим не поперёк, а вдоль реки, конца и края работе не видно, а уж о результатах и говорить не приходится». Мне довелось побывать во многих разрушительных конфликтах с конца 80-х в Баку, Ереване, Армянской ССР, Ферганской долине, Нагорном Карабахе, Осетии и Ингушетии; и везде я сталкивался с нерешительностью властей, их непониманием ситуации и путей разрешения. Но вскоре всё затмила война на территории Чеченской Республики. О жертвах, как со стороны военных, так и гражданского населения, говорить не буду, пусть это останется на совести того человека, который организовал войну на территории своего государства. В начале января 1995 года я прилетел в Моздок. После тяжёлых потерь в ночь под Новый год в Грозном ни о каких походах парадным маршем речи уже не шло. Стало ясно, что это настоящие боевые действия под руководством генералов и офицеров, которые учились с нами в тех же военных академиях. Например, Д. Дудаев воевал вместе с генералом П. Грачёвым в Афганистане, полковник Масхадов имел прекрасный опыт службы в артиллерийских частях и соединениях. Прилетела делегация во главе с заместителем председателя правительства Олегом Сосковцом, надо было оценить степень разрушения Грозного. Во время поездок Сосковец молчал, видно было, что его очень удручало увиденное. Я видел это, поскольку сам возглавлял группу охраны и сопровождал делегацию.

– Про антитеррористическую операцию в Чечне сейчас говорят много и разное. Сами вы, спустя 25 лет, как оцениваете действия наших войск?

– В первую кампанию нам не давали вести их правильно, по военным законам. Воевали по принципу «Стой там, иди сюда». Постоянно объявляли какие-то перемирия, в результате бандиты могли отдохнуть, провести передислокацию, им довозили оружие и боеприпасы. Или, например, заключались такие соглашения: вести боевые действия без применения артиллерии и авиации. Итог закономерен: мы уходим из Чечни, наша армия уходит с территории России! А конфликт остаётся тлеть, чтобы вспыхнуть ярким факелом от малейшего дуновения ветра. Так и случилось, когда бандформирования Чечни перешли границу Дагестана. В это время председателем правительства РФ был Владимир Путин, и он чётко дал нам понять, что боевые действия будут не такими, как в первую чеченскую кампанию. Главой администрации Чечни в то время Путин назначил Ахмата Кадырова. Я в это время прибыл с высших курсов академии генштаба и исполнял обязанности заместителя военного коменданта Чечни от внутренних войск. Моя задача состояла в организации комендантской службы. С 2003 по 2009 годы я был назначен комендантом Чеченской Республики. Местное население непростое, некоторые считали нас оккупантами. Я должен был налаживать мирную жизнь и вести борьбу с бандитизмом. Это были тяжёлые три года.

– Вы были ранены трижды?

– Первый раз ещё в Карабахе, когда при заходе на посадку упал вертолёт, в котором мы летели из Степанакерта в Гадрут. Высота была небольшая, 4–5 метров, поэтому мы остались живы. Второй раз ехал по левой стороне Терека, зона, где проживало русскоязычное население. Сидел на броне БТР, тут из лесополосы гранатомётом нас подбили. Но пулемётчик сразу нашёл точку, откуда стреляли, и разнёс противника. В 2002 году перед моей поездкой в Ростов подбили наш БТР, я опять сидел на броне, упал. А сзади ехала вторая машина прикрытия. Её водитель чудом избежал наезда, колёса прогрохотали в сантиметре от виска. Я после этого снял свои часы и подарил бойцу-водителю в знак благодарности.

– Но самое тяжёлое ранение, наверное, на стадионе города Грозного 9 мая?

– Да, это так. Тогда, в 2004 году, Ахмат Кадыров был уже не главой администрации, а президентом Чечни. 8 мая он неожиданно решил провести торжество на стадионе «Динамо». Узнал я об этом ночью. Первая мысль: «Никакой бы там беды не случилось». Но препятствовать решению Ахмата Кадырова мы не могли, тот бы сразу Владимиру Путину пожаловался, звонить мог ему напрямую. Утром отправили на стадион кинологов, обследовали всё. Президент Чечни поздравил всех с Днём Победы, прошла торжественным маршем милиция из местного населения, начался концерт. Стала петь Тамара Дадашева, очень популярная в Чечне артистка. Дальше мы должны были ехать в нашу бригаду. Там на плацу планировался парад.

Вижу, время нас поджимает, шепчу председателю Госсовета Чеченской Республики Хусейну Исаеву: «Передай Ахмату, пора нам уезжать!», а Кадыров мне передаёт: «Сейчас, Тамара допоёт, и поедем». Мне неспокойно, разведчики докладывали, что нас на мероприятии могут обстрелять из самодельных миномётов. И тут взрыв! Первая мысль, что именно из этого оружия обстрел начался: «Надо же, без пристрелки сразу попали, с первого снаряда». Потом уже всё поплыло. Ранение в ногу и лицо. Нас повезли в медсанбат бригады. Сидевший рядом со мной Хусейн Исаев погиб, Ахмат Кадыров погиб, командующему объединённой группировкой войск на территории Северо-Кавказского региона Валерию Баранову оторвало ногу. Дальше было расследование, выяснилось, что при строительстве трибуны туда вложили два снаряда, взорвался один из них. Нити вели к тому, кто уговорил Ахмата Кадырова провести мероприятие на этом стадионе, вместо того, чтобы сделать всё так, как запланировано, в расположении нашей бригады. Но он уже ничего не мог рассказать. Однако преступники были найдены спустя несколько лет.

– Григорий Петрович, кто как не вы, боевой генерал, может сказать, что за ситуация у нас в стране с патриотизмом?

– Наша семья переехала в посёлок Степной Каменского района в 1959 году, он очень отличался от хутора Хайки Воронежской области, где я родился. В Степном стояли добротные кирпичные дома, был водопровод, баня, электричество от близлежащей шахты. Я любил залезать на высокую скирду сена, с неё были видны Каменск, огни Гуково, Донецка, Краснодона, Зверево. И вокруг всё кипело, работало. Не было границы между Ростовской и Луганской областями. А теперь сердце болит, когда думаю об изменениях, произошедших на моей малой родине: нет больше почти никаких производств в этой местности, железнодорожную ветку Лихая – Краснодон разобрали на металлолом, шахту затопили водой. Мне и в страшном сне не могло присниться, что от посёлка Степной останется всего три дома, а у нашего старого пруда пройдёт реальная граница. Когда-то мы не только знали, кто такие Олег Кошевой, Сергей Тюленин, Ульяна Громова, но и готовы были повторить их подвиг. Вот это был настоящий патриотизм, вот так мы были воспитаны. Теперь о патриотизме больше говорят, но не помнят Маресьева, Кожедуба, Матросова, а память о Зое Космодемьянской постоянно пытаются опорочить. Что ж, такая ситуация на руку нашим врагам.

– Сыновья пошли по вашим стопам, стали военными?

– Да, но это была не моя инициатива, я предлагал им пойти сначала поработать на заводе, осмотреться и только потом в армию на срочную службу. Однако они сами захотели идти в военные училища.

– Как раз вы были первым замом Пермского высшего командного училища, к вам и поступили?

– Тогда был порядок очень правильный: детям лиц командования категорически запрещалось учиться в этом училище! В Перми их было три: авиационно-техническое, ракетное и командное внутренних войск, но сыновья выбрали именно командное, пришлось ехать в Новосибирск. В итоге у нас получилась военная династия. Все мы участвовали в боевых действиях и прошли суровую закалку.

– Как относитесь к тому, что прошло массовое закрытие военных вузов по стране?

– Специалисты приходят в армию очень слабо подготовленные. Кстати, тут немалая «заслуга» школ. Нет того мощного базиса, который раньше закладывали детям. И такая ситуация не только в армии, но и в других сферах. Сейчас у меня семь внуков, из них шесть – мальчики. Старшему будет 25 лет. Двое вот из армии пришли, отслужили, как положено, ни где-то там чай заваривали, а в пехоте: прыгали, бегали, стреляли. Мне кажется, это так позорно – косить от армии. Ты мужчина, и должен пройти службу! Я хочу надеяться, что престиж армии вновь будет поднят! И молодые люди с гордостью будут приносить присягу Родине!