Имамат Шамиля глазами французских консулов в Тифлисе

Кавказская война не является темой, обделённой вниманием, тем не менее публикация нового сборника документов, связанных с ней, стала событием для исследователей. С выхода последнего подобного издания прошло несколько десятков лет, поэтому появление работы историка Георгия Мамулиа по французским архивам было воспринято критиками чрезвычайно благожелательно. Каким видели имама Шамиля французы? Что писал французский консул в Париж о ситуации на Кавказе? Почему доклады касались только военных действий в Чечне и Дагестане? Были ли попытки встретиться с Шамилем у французских дипломатов? Об этом и о другом Майрбек Вачагаев беседует с историком Георгием Мамулиа.   – Уважаемый Георгий! Какие интересы были у Франции на Кавказе? В чём была ее необходимость иметь своего консула в этом регионе? – Дело в том, что Франция играла особую роль на Ближнем Востоке – мы знаем, что в течение почти всего XIX века на Ближнем Востоке происходит соперничество двух великих держав того времени – Великобритании и России, известное под названием "Великая игра". В его контексте Франция пыталась тоже участвовать в этих событиях и занять там свое место. Франция отлично понимала, что по своему потенциалу она значительно отстаёт и от Британской империи, и от Российской, но при этом у нее были свои интересы в Персии. Почему именно там? Потому что в то время Англия установила своё почти исключительное влияние на Османскую империю и поддерживала её в борьбе против России с целью сдержать русскую экспансию в южном направлении. Тут нужно учитывать, что французы планировали попасть в Персию исключительно через Кавказ, потому что на Османскую империю распространялось британское влияние. И наиболее перспективная дорога из Трапезунда (Османская империя) в Тебриз (Персия) контролировалась турками и англичанами. Первым консулом в Тифлисе был Франсуа Гамба, известный прежде всего сосредоточением всей своей деятельности именно на доступе французской торговли через Южнокавказский регион к Персии. С этой целью он создаёт в Кутаиси (в Западной Грузии. – Прим. ред) склад для французской продукции, пытается добиться от русских властей особого благоприятствования для французских торговцев, и ему это в определённой степени удаётся. Россия не видела угрозы своему влиянию в этой части мира от французов, а навредить Англии и Османской империи путем их пропуска туда считала благожелательным и для себя. Французские консулы находились в Тифлисе, в центре Кавказского наместничества, что давало им возможность наблюдать за событиями в целом. Именно этим ценны их рапорты, отчеты и донесения по ситуации в регионе, где уже десятилетиями шли военные действия против горцев Северного Кавказа. – Чем вас заинтересовали рапорты и сообщения французских консулов из Тифлиса? Есть разница по содержанию с российскими? – Дело в том, что основные источники, которыми располагает сегодня исследователь национально-освободительной борьбы горцев Северного Кавказа за свою независимость, как раз российские – отчёты российских генералов, офицеров, чиновников, находившихся в то время на Кавказе. Естественно, они носят печать тенденциозности, так как составляющие их авторы сами были вовлечены в эти события. Они были заинтересованы что-то скрыть от вышестоящего начальства или же приукрасить свои действия, чтобы получить расположение в Петербурге. Французские консулы давали трактовку информации, существенно отличающуюся. Здесь мы имеем стороннее наблюдение, основанное на своих источниках в регионе, что даёт возможность на основе сравнительного анализа российских, горских, османских и теперь уже французских документов прийти к новым выводам. – Сборник, который вы издали в этом году, является первым за последние десятки лет. Но почему отсчёт начинается с 1839 года? С чем это было связано? – Дело в том, что именно к этому году относится первое упоминание о событиях национально-освободительной борьбы горцев на Северном Кавказе. Я думаю, что это не случайно, потому что период первых имамов Северного Кавказа (Гази-муллы (1828–1832) и Гамзат-бека (1832–1834). – Прим. ред), возможно, в силу того, что их деятельность была кратковременной, и первые годы деятельности имама Шамиля (1834–1839. – Прим. ред.) каким-то образом могли ускользнуть от внимания французских консулов. Прежде всего, потому что с самого начала ими не были до конца оценены значение и масштаб национально-освободительного движения горцев Северного Кавказа. С 1839 года, то есть после взятия российскими войсками дагестанского аула Ахульго, начинаются уже регулярные сообщения французских консулов, которые постепенно становятся более детальными по мере развёртывания и расширения борьбы горцев Северного Кавказа. Отчёты становятся полными и достигают своего пика во второй половине сороковых годов XIX века, когда национально-освободительному движению удаётся создать имамат Шамиля – государство северокавказских горцев. Штурм Ахульго – военная операция, проведённая в июне-августе 1839 года силами отряда Отдельного Кавказского корпуса под командованием генерал-лейтенанта Граббе. Целью операции была блокада и захват ставки имама Шамиля в ауле Ахульго.   В России, конечно, представляли действия российских войск на Кавказе скорее с победоносной точки зрения. Например, мы можем сравнить трактовки Даргинского похода 1845 года – российская пресса представляла этот поход как успешный. Даргинская экспедиция – по­ход российских войск во главе лично с наместником Кавказа князем Михаилом Воронцовым с це­лью за­хва­та сто­лицы имамата Ша­ми­ля – ау­ла Дар­го, рас­по­ло­жен­но­го в вер­ховь­ях р. Ак­сай, 5(17) ию­ня – 20 ию­ля (1 авг.). Во время экспедиции российская армия потеряла убитыми до четырёх тысяч военных, в том числе трех генералов и 186 офицеров. Это стало самым крупным поражением российских войск за всю историю Кавказской войны.   В официальном отчёте консула де Кастильона видно, насколько сильным было поражение российской армии в Даргинской экспедиции. То же самое можно сказать об Ичкеринском походе 1842 года. Ичкеринское сражение – бои в мае-июне 1842 года в Ичкеринском лесу (восточная часть Чечни) между войсками под командованием генерала Павла Граббе и войсками имама Шамиля. Целью похода российских войск было разрушение столицы имамата – аула Дарго. Однако отряду не удалось дойти до крепости и пришлось срочно отступать из-за больших потерь личного состава. По данным начальника штаба Кавказской линии Георгия Филипсона, потери отряда генерала Граббе составили более 4 тысяч убитыми и ранеными.   Сравнивая эти отчёты, приходишь к выводу, что для полномасштабного исследования событий на Северном Кавказе существование альтернативных источников является очень важным и позволяет рассматривать картину произошедшего с разных сторон, что упрощает и облегчает задачу историкам. Понятно, что французские консулы были чиновниками Министерства иностранных дел. Они пытались освещать события с точки зрения французских интересов, не испытывая особого сочувствия к национально-освободительной борьбе чеченцев и дагестанцев за свою независимость. Тем не менее, они отмечали огромный энтузиазм, самопожертвование, героическую борьбу, которую горцы вели против в значительной степени превосходящих их российских войск. – Каким образом вы выбирали документы для публикации? – Прежде всего мое внимание было сосредоточено на северо-восточной части Кавказа – на Дагестане и Чечне, то есть на той территории, которая входила в состав имамата Шамиля. По этой тематике в сборник включены абсолютно все сведения – часто в одном документе консул касался нескольких тем, поэтому я давал не сам документ, а ту часть, где говорилось о действиях против горцев. В этом сборнике я специально не касался событий на Северо-Западном Кавказе – на черкесской стороне, потому что сообщения консула в Тифлисе касались в основном только северо-восточного региона. Консул имел возможность не только получать информацию непосредственно от свидетелей тех событий – офицеров, военных чиновников, представителей русской администрации, но и лично находиться если не в зоне боевых действий, то во всяком случае в тылу российской армии. Например, консул де Кастильон в связи с событиями 1843–1844 гг. выезжал в Южный Дагестан, в тыл российской армии, и наблюдал за освобождением Шамилем Горной Чечни и части Дагестана. Таким образом, это данные из первых рук. – Были ли попытки связаться с французским консулом у тех, кто воевал под знаменем имама Шамиля? Или наоборот, был ли французский консул заинтересован в такого рода контактах с людьми имама? – Не стоит забывать, что французский консул в Тифлисе находился под пристальным наблюдением российской полиции и, как говорят сейчас, спецслужб Российской империи. Он должен был проявлять максимальную осторожность, потому что малейшее нелояльное поведение грозило ему закрытием консульства и его высылкой не только из Тифлиса, но и из России. У французского консула не было курьеров, поэтому он пользовался для связи со своим посольством в Санкт-Петербурге обычной почтой, которую при первой возможности проверяла российская цензура. Однажды он послал в Петербург очень критический отчёт о деятельности российской армии, о ее поражении, об освобождении горцами стратегических пунктов – фортов, русских крепостей. Этот его критический отчёт был прочитан, после чего российские генералы из Тифлиса послали канцлеру Карлу Нессельроде (министру иностранных дел Российской империи. – Прим. ред.) сообщение, что французский консул вмешивается в дела империи на Кавказе, и предложили задуматься о закрытии французского консульства в Тифлисе. После этого у консула были неприятности, и он должен был прибегать к особому методу информирования властей в Париже, где чаще хвалил местное кавказское начальство, но при этом уведомлял Париж, что "в реальности объективно о событиях, развивающихся на Кавказе, я пишу только в тех сообщениях, которые посылаются мной конфиденциальным путем". Попытки связаться с Шамилем были в годы Крымской войны 1853–1856 гг., когда в этом было заинтересовано французское командование. Но в то время эмиссары не смогли пробиться к Шамилю. В 1859–1860 гг. после взятия его в плен французский посол в Петербурге (Гюстав Луи Ланн Монтебелло. – Прим. ред.) встречался с ним. Он поинтересовался у Шамиля: доходили ли до вас в годы Крымской войны французские эмиссары? Шамиль ответил: да, он знал, что они были посланы, с ними были контакты на территории Черкесии, но лично до него в Чечню и Дагестан никто не смог добраться. У Шамиля был контакт с внешним миром, в частности, через Эрзерум. Известно, что Шамиль поддерживал контакты с османскими властями и англичанами. Но связи были ненадежные – надо было пересечь всю Грузию. – Каким видели французы или конкретно МИД Франции имама Шамиля и горцев Северного Кавказа? – Союзники антироссийской коалиции рассматривали Шамиля как руководителя национально-освободительной борьбы горцев всего Кавказа. У Шамиля был имидж романтического деятеля. Очень часто власти Франции преувеличивали его влияние на события на Северном Кавказе. Это видно по Крымской войне (1853-1856 гг. – Прим. ред.), когда союзники наивно полагали, что власть Шамиля распространяется и на Северо-Западный Кавказ (черкесский). Они не могли понять, что именно Шамиль контролирует и где границы самого имамата. Для них весь Северный Кавказ был единым целым, находящимся под руководством Шамиля. Французские представители на Кавказе пытались более объективно информировать французскую общественность и французский МИД. Они сообщали, что влияние Шамиля больше, конечно, распространяется на Северо-Восточный Кавказ, чем на Северо-Западный, а также обращали особое внимание на Военно-Грузинскую дорогу – стратегический путь, соединяющий Российскую империю с Кавказом, перерезать который должно было быть основной задачей имама Шамиля, чтобы изолировать в ходе Крымской войны на территории Грузии российские войска. Они пытались договариваться с ним в этом направлении. – Среди тех 150 документов, которые вы опубликовали, какой документ у вас отложился в памяти больше всего? Ради чего стоило перелопатить тысячи бумаг в архиве МИДа Франции? – Я бы выделил три документа. Я даже их упомянул в своём предисловии. Это сообщение французского посла НРЗБ 33:33 в январе 1841 года министру иностранных дел Франсуа Пьеру Гийому Гизо о битве, состоявшейся на полгода раньше на чеченской реке Валерик. Он пишет о самоотверженности чеченцев, проявленной в сражениях с русскими войсками. По мнению консула, они показали свою приверженность свободе и готовность умереть, защищая ее от российской армии. Сражение на реке Валерик произошло во время похода отряда под командованием генерал-лейтенанта Аполлона Галафеева в Малую Чечню в июле 1840 года. В нем принимал участие и поэт Михаил Лермонтов, который после боя написал стихотворение "Валерик".   Поразил один из последних документов, что я внёс в эту книгу – сообщение французского консула Антуана Бернарда Адольфа Фино (консул в Тифлисе в 1856–1862 гг. – Прим. ред.), который был последним очевидцем действий горцев на Северо-Восточном Кавказе и пленения Шамиля в 1859 году. Он сообщает, что несмотря на то, что окончание войны должно было принести облегчение простому населению Грузии, представители всех социальных слоёв Тифлиса выражали своё восхищение Шамилем и сочувствие в связи с тем, что он был захвачен русскими войсками. Для них Шамиль всегда был символом национально-освободительного движения горцев Северного Кавказа и сопротивления владычеству Российской империи. Нужно сказать, что французские консулы сосредоточили внимание и на методах имперской колониальной политики. Они отмечали целенаправленную политику России по выдавливанию и изгнанию чеченцев с их родных гор с целью изоляции от их базы существования на равнине. Они очень подробно описали этапы создания крепостей на берегах Сунжи и Терека в период захвата территорий горцев. С точки зрения изучения завоевания Россией Чечни и Дагестана эти документы дают интересный материал. Также возникает впечатление, что Кавказ был не только завоёван Россией, но и в определённой степени куплен ею. Представители власти пытались подкупить местную аристократию в Дагестане, в Грузии, чтобы создать для себя прослойку, верную империи, и лояльное мусульманское духовенство. Особенно много таких сообщений приходится на период деятельности графа Михаила Воронцова, который был наместником на Кавказе в 40–50-е гг. XIX века. Эта политика в определённой степени перекликается с современностью. – Вы опубликовали этот сборник документов на основе архива Министерства иностранных дел Франции, а есть ли такого рода документы в фондах военного министерства? – Да, в фондах архива Министерства обороны Франции есть значительный массив документов, касающихся событий на Северном Кавказе, потому что копии отчётов консулов и других чиновников они регулярно посылали в том числе и военным. Бывает такое, что меморандумы или документы, которые находятся, допустим, в МИДе в копиях, существуют в архивах и военного министерства. В военном архиве основной массив документов относится к периоду Крымской войны, когда французы выступали союзниками англичан и турок, действовали в Крыму и проявляли большой интерес в отношении Северного Кавказа. И помимо этого существуют отдельные сообщения военных деятелей, агентов и путешественников, которые ездили по Северному Кавказу и оставили свои записи, которые могли быть интересны командованию французской армии. Но они делали больший акцент на Северо-Западном Кавказе, на черкесской части Кавказа, более доступной для французов – участников Крымской войны. Что же касается восточной части Северного Кавказа, тут, конечно, главный источник – сообщения консулов из Тифлиса. Это уникально, что французский дипломатический представитель находился так близко к событиям, развивающимся на Северном Кавказе. Рекомендуемая литература по теме подкаста: Георгий Мамулиа. Имам Шамиль и национально-освободительная борьба горцев Северо-Восточного Кавказа в сообщениях французских консулов из Тифлиса. Тбилиси, Грузинский фонд стратегических и международных исследований, 2022. С. 378 Кавказ.Реалии